Сэр Генри сел на каменный барьер и сказал:

— Все обстоит куда огорчительней, чем ты думаешь, Люси.

— Ладно, дорогой, мы все выдержим. И когда это закончится, мы куда-нибудь укатим. Нужно не переживать из-за нынешних неприятностей, а смотреть в будущее. Право, я получаю от этого удовольствие. Я вот о чем думаю — как бы славно было отправиться на рождество в Айнсвик. Или отложить это до пасхи? Ты как думаешь?

— Еще уйма времени до рождества, чтобы строить планы.

— Да, но я люблю помечтать об этом. Может быть, на пасху… да-да. — Люси довольно улыбнулась. — Несомненно, к этому времени она придет в себя.

— Кто? — сэр Генри даже вздрогнул.

Леди Энгкетл пояснила спокойно:

— Генриетта. Я думаю, если они обвенчаются в октябре — конечно, в октябре будущего года, мы сможем отправиться на то рождество погостить. По-моему, Генри…

— Не надо, дорогая. Ты слишком далеко загадываешь…

— Ты не забыл про амбар? Я устрою там отличную студию. А Генриетте она понадобится. Ты знаешь, у нее настоящий дар. Эдвард, я уверена, будет ею очень гордиться. И будут двое очаровательных мальчиков и девочка — или два мальчика и две девочки.

— Люси, Люси, ты опять об этом!

— Но, милый, — леди Энгкетл округлила свои красивые глаза, — Эдвард никогда не женится ни на ком, кроме Генриетты. Он очень, очень настойчив. Совсем как мой отец в сходном случае. Он же это вбил себе в голову! Так что Генриетта просто должна стать его женой. А теперь она будет ею, ведь Джон Кристоу ушел с дороги. Поистине, он был самым большим несчастьем, какое только могло с ней стрястись.

— Бедняга!

— Это почему же? Ах, потому, что его убили? Ну когда-либо умрем мы все. Я никогда не печалюсь по умершим.

Он изумленно взглянул на нее.

— Я всегда считал, Люси, что ты хорошо относишься к Джону.

— Я находила его занятным. И у него было обаяние. Но мне никогда не казалось, что кто-то может уж слишком принимать его всерьез.

И со спокойной улыбкой леди Энгкетл принялась безжалостно корнать «калину крупноцветную».

Глава 18

Эркюль Пуаро взглянул в окно и увидел идущую по дорожке к его двери Генриетту Савернек. Она была в том же зеленом твидовом костюме, что и в день трагедии. С ней был спаниель.

Он поспешил к входной двери и распахнул ее. Она стояла, улыбаясь ему.

— Можно мне посмотреть на ваш дом? Люблю знакомиться с домами. Я как раз вышла погулять с собакой.

— Ну разумеется! Как это по-английски: взять на прогулку пса!

— О да, — сказала Генриетта. — Я тоже подумала об этом. Вы знаете эти прелестные стихи:

И опять она улыбнулась сияющей, нездешней улыбкой. Пуаро провел ее в гостиную. Она оглядела ее скромную и элегантную обстановку и кивнула головой.

— Мило, — сказала она. — Всего по паре. Какой бы гадкой вы нашли мою студию.

— Почему же?

— Все перепачкано глиной, там и сям разрозненные вещи. Я-то их люблю, но они всегда ломаются и портятся, когда оказываются в паре.

— Но я могу это понять, мадемуазель. Вы — человек искусства.

— А вы разве нет, господин Пуаро?

Пуаро склонил голову набок.

— Это вопрос, да. Хотя, в целом, я бы ответил отрицательно. Я знал преступления, которые были артистичными — это были, знаете ли, труднейшие тренажи воображению.