– А как быть с его школьными конфликтами? А с брошью? – неуверенно поинтересовался Черкасов.

– Ой, да что вы мне голову морочите! – вспылил пристав. – Мальчишка! Никакого опыта, а туда же! Ну какие, прости Господи, школьные конфликты?! Брошь он в подарок какой-нибудь девке преподнести хотел! – он продолжил, не обращая внимания на абсурдность предположения. – Что, его коллеги-учителя порешили и в речку скинули? Или, может быть, устроим облаву на гимназистов? Да вы отдаете себе отчет, насколько это смехотворно?

Черкасов густо покраснел и не нашелся с ответом. В изложении пристава такие версии и впрямь казались глупыми.

– Вот то-то же! – сменил гнев на милость Богородицкий. – Поиски портсигара поручаю Юрию Софроновичу, у него больше опыта в таких делах. А вы, Константин Алексеевич, помогите ему, посмотрите, как опытные сыскари работают, вам полезнее будет. Завтра с утра приступайте. Свободны, оба.

***

Всю субботу пристыженный Черкасов потратил на обход известных полиции скупщиков краденного в компании Гороховского. Он в очередной раз обратил внимание на странные взаимоотношения квартального и «барыг». Юрий Софронович болтал с ними, как с добрыми знакомыми – шутил, справлялся о здоровье, о семьях, но при этом в блеске его глаз, в позе, в улыбке, во вроде бы дружелюбных вопросах проскальзывала угроза. Каждый торговец ясно понимал: сегодня квартальный пришел не по их душу, но они в его власти, и стоит Гороховскому рассердиться (или просто захотеть) – и беды они хлебнут по полной. Поэтому вели себя лавочники подобострастно, а отвечали, вроде бы, правдиво. Разумом Константин понимал, что такое «соседство», когда полиция закрывает глаза на преступную деятельность, творящуюся у них практически у нее под носом – мера вынужденная и оправданная, и если хватать каждого известного «барыгу» и волочь его на каторгу, то вскоре их заменят новые, которых поймать будет уже сложнее. Но все равно, привитые матушкой моральные устои давали о себе знать, и от осознания, что эти люди нарушают закон и им это сходит с рук кровь его кипела.

Обходы, однако, результатов не дали – ни у одного скупщика приметного портсигара учителя Нехотейского не нашлось. Гороховский оставил каждому из них описание вещицы, и получил клятвенные заверения, что если кто-то принесет её сдавать, то квартальный тотчас об этом узнает. По поводу броши удалось выяснить только её примерную стоимость – около 200 рублей, да то, что украшение не было новым – оценщики сошлись на том, что сделана она была лет 30 назад. Облаву на Солдатской решено было назначить на понедельник.

Поэтому в воскресение, пользуясь великолепной августовской погодой, Черкасов и Руднев, как и условились, встретились на бульваре. Опорой для шахматной доски стал бортик второго этажа резной деревянной беседки, утопающей в зелени на краю крутого берега. Вид отсюда открывался роскошнейший, солнце пригревало, а речной ветерок не давал приятному теплу превратится в зной. За ходом первой партии, Константин рассказал другу обо всех событиях двух прошедших дней.

– Да, я-то думал преподаватель гимназии – безопасная профессия, – не упустил возможности пошутить Руднев. – А тут по городу ходить страшно! Куда я попал?

– По городу ходить не страшно, но гулять по Солдатской улице я бы не рекомендовал, – в тон ему ответил Черкасов. – Не имел счастья лицезреть?

– Нет, – покачал головой учитель.