С уважением

Гвидо Брунетти, комиссар полиции.

– Разумеется, я это подозревал с самого начала, – сообщил Патта, когда вызванный им Брунетти явился к нему для обсуждения дела, – Но не стал ничего говорить, чтобы дать вам возможность беспристрастно провести расследование.

– Очень великодушно с вашей стороны, синьор, – сказал Брунетти, – и весьма разумно. – Он разглядывал фасад церкви Сан‑Лоренцо, часть которого виднелась из‑за начальственного плеча.

– Это немыслимо – ни один из подлинных ценителей музыки просто не мог этого сделать. – Было ясно, что к подлинным ценителям Патта причисляет и себя. – Вот, его жена утверждает, что… – начал он, подглядывая в рапорт.

Теперь Брунетти внимательно изучал миниатюрную бриллиантовую булавку в виде розочки, сверкавшую на алом галстуке шефа.

– … что он был «заметно встревожен».

Стало быть, Патта действительно прочитал его рапорт, – явление само по себе уникальное.

– При всем отвратительном поведении тех двух дамочек, – продолжал Патта с брезгливой гримаской в адрес того, о чем в рапорте не было ни слова, – не похоже, чтобы у кого‑то из них был психологический профиль убийцы.

Интересно, что это за профиль такой?

– А вдова – это исключено, хоть она и иностранка. – Патта решил пояснить последнюю ремарку, хоть Брунетти об этом и не просил: – Ни одна женщина‑мать не способна на такое хладнокровное убийство. Им инстинкт этого не позволяет, – и улыбнулся, радуясь собственной проницательности, и Брунетти тоже улыбнулся, радуясь тому, что это услышал.

– Я сегодня обедаю с мэром, – сообщил Патта с тщательно отработанной небрежностью, переводящей это событие в разряд вполне будничных, – так что расскажу ему о результатах нашего  расследования, – Услышав это множественное число, Брунетти уже не сомневался, что к обеду оно успеет незаметно превратиться в единственное, при том что лицо будет уж никак не третье.

– Это все, синьор? – вежливо спросил он.

Патта посмотрел на него, оторвавшись от рапорта, который, видимо, решил вызубрить наизусть.

– Да‑да. Это все.

– A procuratore ? Вы ему сами сообщите? – спросил Брунетти, надеясь, что и это Патта возьмет на себя, дабы придать веса своей конторе после всяческих нареканий по поводу ее бездействия, поступавших в адрес городской прокуратуры.

– Да, об этом я позабочусь, – Брунетти наблюдал, как Патта рассматривает возможность пригласить и procuratore  на обед с мэром, затем – как отвергает ее. – Я займусь этим после обеда с его честью. – Стало быть, сегодня Патта намерен блеснуть дважды.

Брунетти встал:

– В таком случае я пойду к себе, синьор.

– Да‑да, – пробормотал Патта, продолжая читать лежащую перед ним страницу рапорта.

– И вот еще что, комиссар, – раздалось за спиной Брунетти.

– Да, синьор, – откликнулся Брунетти, оборачиваясь и улыбаясь тому, как гладко он подстроил весь сегодняшний сценарий.

– Спасибо за помощь.

– Не за что, синьор, – ответил он, подумав, что дюжина алых роз не помешает.

Семь месяцев спустя в квестуру пришло письмо на имя Брунетти. Он обратил внимание на марки, два сиреневых прямоугольничка с вертикальными каллиграфическими надписями по бокам. Внизу каждого было напечатано: «Китайская Народная Республика». Никаких знакомых у него там нет.

Обратного адреса на конверте не было.