— Я не очень понимаю, к чему вы клоните, мистер Питт. Он не имел дурных привычек, если вы на это намекаете. — За ее словами маячили самые черные подозрения, которые рождает женское невежество по части возможных прегрешений мужчин.

Томас уже понял, что ничего важного здесь ему не узнать. Все его очевидные вопросы останутся без ответа. Слишком уж крепка броня достоинства и стремления во всем поддерживать образ скорбящей вдовы. От последнего она не хотела отклоняться ни на йоту. Совсем как река, текущая по привычному руслу к далекому морю.

— Он любил сыр «Стилтон»? — неожиданно спросил Питт.

Ее брови поднялись.

— Простите? — резко переспросила она.

Инспектор повторил вопрос.

— Да, любил, но я нахожу этот вопрос оскорбительным, мистер Питт. Какой-то безумец напал на моего мужа и убил его самым… — ее глаза наполнились слезами, она шумно сглотнула, — самым отвратительным образом, а вы сидите в его доме и спрашиваете, любил ли он этот сыр!

— Это уместный вопрос, — ответил Томас, с трудом сдерживаясь. Валерия ничего не могла с собой поделать: от сокрушающего страха, который она испытывала, защитой могли послужить только нормы, принятые в обществе, и достоинство. — На его одежде обнаружены крошки сыра «Стилтон».

— Ох. — Она сухо извинилась. — Извините. Полагаю, вы в своем деле мастер. Да, да, мой муж в этом себе не отказывал. Любил хорошо поесть.

— Правильно ли я понял из ваших слов, что он занимался благотворительностью, лечил из милосердия?

— Он делал многое такого, что не приносило дохода! — воскликнула Валерия с внезапно прорвавшимся в голос негодованием. — Большую часть своего времени тратил на людей, которые… которые этого не заслуживали. Если вы ищете врагов среди других врачей, мистер Питт, то напрасно. Способностей моему мужу хватало, но он не реализовывал их, как должно, — в голосе слышались годы разочарования, бесчисленные упущенные возможности.

— Тем не менее, как я понимаю, он пользовался уважением.

Томас разрывался между интуитивной неприязнью к ней и жалостью, рожденной ее раздражением. Она вышла замуж за человека, который не оправдал ее надежд, и уже ничего не могла с этим поделать. Он имел все возможности обратить в явь ее мечты, но отказался пойти ей в этом навстречу.

Она вздохнула.

— Да, в какой-то степени. Он был душой компании, знаете ли. Люди его любили, — в голосе слышались удивленные нотки. Она этого не понимала, не могла осознать. Испытывала по отношению к нему слишком глубокое разочарование, чтобы находить его поведение забавным. — Он умел поставить блестящий диагноз. В этом он специализировался, знаете ли… в постановке диагноза.

Питт вернулся к очевидному.

— Можете вы вспомнить что-то такое… все равно что, мадам, на что, возможно, следует обратить внимание? Кого-нибудь из тех, кто мог затаить на него злость? Может, давнего пациента… или родственника, который не смирился со смертью близкого человека и обвинил в этом врача? Может, в последнее время вы заметили что-то необычное в поведении доктора Пинчина… или у него появились какие-то новые знакомые?

— Мой муж никогда не приводил в этот дом людей, не достойных уважения, мистер Питт. — Валерия поджала губы. — Кое-кого он развлекал в других местах… вы, я уверена, поймете. Я не заметила ничего странного в его поведении — он вел себя как обычно.

По выражению лица вдовы стало понятно, какая она несчастная: раньше она не одобряла привычки супруга, а теперь вот осталась одна. Да, он не оправдал ее надежд и часто ее раздражал, но она привыкла к тому, что он рядом.