— Только на чуть-чуть, — небрежно ответила она. — Я вернулась домой до дождя. Действительно, погода сегодня мерзкая.

— И ты, несомненно, вернулась в карете, — добавил он.

Она быстро глянула на него, щеки чуть зарделись.

— В карете?

— Разве ты не ездила к Эмили?

На ее лице — она ничего не смогла с собой поделать — отразилось восхищение.

— Как ты узнал?

— По спине Грейси.

— Не поняла…

— По спине Грейси. Она закостенела от неодобрения. Поскольку я только что вошел, то не мог иметь к этому никакого отношения. Значит, причина в тебе. Как я понимаю, ты поехала к Эмили, чтобы рассказать ей все, что тебе известно об убийствах в Девилз-акр, тем более что одного убитого вы обе знали в прошлом. А теперь скажи мне, я ошибся?

— Я…

Томас ждал.

— Разумеется, мы это обсуждали. — Ее глаза сверкали, кровь прилила к щекам. — Но это и всё, клянусь! Да и потом, что мы можем? Туда мы не пойдем. Но мы пытались понять, каким ветром в те края занесло доктора Пинчина. Для того чтобы снимать проституток, если он за этим пришел, есть места и получше, знаешь ли.

— Да, знаю, спасибо тебе.

На мгновение она встретилась с ним взглядом, но тут же отвела глаза.

— Ты подумал, Томас, что он, возможно, вкладывал деньги в заведения Макса? Ты понимаешь, многие респектабельные люди получают доход…

— Да, спасибо тебе еще раз. — Легкая улыбка заиграла на губах. — Я тоже об этом подумал.

— Ох. — В ее голосе слышалось разочарование.

Он взял ее за руку и потянул к себе.

— Шарлотта… — Голос его звучал нежно.

— Что?

— Занимайся своими делами.

Глава 3

На следующий день Питт двинулся в своем расследовании по самому очевидному пути. Он надел старое пальто и обтрепанную шляпу, которые давно уже не носил, и под мелким дождем зашагал к Девилз-акр, чтобы найти заведения Макса… хотя бы одно из них.

Этот трущобный район возник в Лондоне давно, одним из первых, и являл собой некую социальную пирамиду, где люди, можно сказать, жили друг на друге. На вершине, в самых высоких и красивых домах на широких магистралях, обитали купцы и люди со значительными личными средствами. Ниже, в домах поменьше и на улицах поуже, располагались пансионы для чиновников и продавцов. А уж под ними, в лачугах и подвалах, проживали бедняки, иной раз по две и три семьи в одной комнате. Вонь гниющих отходов и человеческих испражнений валила с ног. Везде кишели крысы, которые могли сожрать заживо оставленного без присмотра ребенка. От голода и болезней умирало больше детей, чем доживало до шести или семи лет, когда они могли присоединиться к какой-нибудь школе карманников или пойти в ученики к ворам.

Среди этого лабиринта улочек и проулков располагались и маленькие мастерские, где с работников драли три шкуры, а платили сущие гроши, и комнатки, где лишившиеся лицензий адвокаты или клерки готовили поддельные документы, бухгалтерские книги и квитанции; где фальшивомонетчики совершенствовали свое мастерство, а скупщики краденого меняли товар на деньги. И, разумеется, здесь хватало кабаков, ночлежек и борделей.

И над всем этим нависала тень огромных башен Вестминстерского аббатства, кафедрального собора, где проводились коронации, а Эдуарда Исповедника похоронили еще до того, как Вильгельм Завоеватель отплыл из Франции, чтобы победить англосаксонского короля и подчинить себе Англию. За аббатством поднимались Биг-Бен и Вестминстерский дворец, уже более шестисот лет, со времен Симона де Монфора, обитель «прародительницы парламентов».

Задавать вопросы в надежде получить ответы в этом крысином гнезде не имело смысла.