Тем не менее ей действительно было предъявлено обвинение в убийстве своей невестки, совершенном в кабинете осмотра и консультаций больных, который располагался в цокольном этаже особняка Вайнкупов.

Эрл провел меня туда. Мы спустились вниз по узкой лестнице, выходившей из гостиной. В главный холл цокольного этажа выходили две двери: одна из кабинета доктора Вайнкуп, другая — из смотровой. Эта дверь была открыта. Эрл отошел в сторону, пропуская меня вперед, сам же он остался при входе.

Комната была узкой, длинной и холодной — паровое отопление отключили. Главным предметом интерьера был старомодный, покрытый коричневой кожей стол для осмотра пациентов. Около окна с матовыми стеклами стоял стул, подоконник был уставлен книгами по медицине, рядом стояли весы и стойка для измерения роста. В углу комнаты — два шкафа: один с лекарствами, другой с инструментами.

— Полиция не разрешила делать уборку в этом кабинете, — сказал Эрл.

Кожаная поверхность смотрового стола в некоторых местах была забрызгана кровью.

— Нам заявили, что полиция намерена забрать этот проклятый стол, — проговорил Эрл, — и предъявить его в суде в качестве доказательства.

Я кивнул.

— А как насчет рабочего кабинета твоей матери? Она заявила, что совершено ограбление.

— Понимаешь, действительно... из шкафа пропали кое-какие лекарства. Из ящика стола выкрали шесть долларов.

Через холл он провел меня в аккуратный кабинет, где стоял стол, на который он указал рукой.

— Вот тут, — сказал Эрл, выдвигая средний ящик стола, — лежал пистолет. Его взяли.

— Полиция обнаружила его в смотровой около тела убитой?

— Да, — промолвил Эрл чуть слышно.

— Расскажи мне о ней, Эрл.

— О маме?

— Нет, о Рите.

— Она... она была замечательной девушкой. Рыжеволосой красавицей. Талантливым музыкантом... скрипачкой. Но... немного не в своем уме.

Он постучал пальцем по голове.

— Типичный ипохондрик. Постоянно думала, что у нее то одна, то другая болезнь. Ее мать умерла от туберкулеза... в доме для душевнобольных, между прочим. И Рита вообразила, что у нее тоже туберкулез, как у матери. Если у них и было что-то общее, так это умственные отклонения.

— Ты сказал, что любил ее, Эрл?

— Да. В начале нашей совместной жизни. Брак оказался неудачным. Мне... мне пришлось искать удовольствия на стороне.

Развязная ухмылка скользнула под тонкой ниточкой усов.

— У меня никогда не было проблем с женщинами, Нат. В моей маленькой черной книжечке есть координаты пятидесяти моих подружек.

Мне показалось, что нормальный мужчина мог бы удовлетвориться более коротким списком, но, получив сотню баксов задатка, я оставил при себе свои соображения.

— Что думала крошка по поводу всех подружек? Такую ораву не просто было скрыть?

Он пожал плечами:

— Мы никогда не говорили на эту тему.

— Никаких разговоров о разводе?

Он облизнул губы, избегая моего взгляда.

— Мне бы хотелось получить его, Нат. Но она не дала бы мне его. Она была примерной католичкой.

— Вы с ней жили здесь, вместе с твоей матерью?

— Да... у меня не было возможности жить отдельно, где-то в другом месте. Времена нынче тяжелые, ты же сам знаешь.

— Кто еще обитает в этом доме? Кажется, есть постояльцы?

— Мисс Шонеси, учительница старших классов в школе.