Китти погибла в пожаре, который не остался в памяти, но запечатлелся отметинами на теле.
– Я точно не знаю, – беспомощно пожимает плечами Айзек.
– Тебя разве не было рядом, когда это случилось?
– Всё… очень запутано. Воспоминания размыты. Мне уже не удается определить, какие из них реальны, а какие появились из кошмаров.
Он явно сожалеет, что не сумел ответить подробнее. Но разве Вэл имеет право обижаться на него за отсутствие четких воспоминаний?
– Несчастный случай, – мрачно цитирует она статью из Википедии.
– Да, – соглашается Айзек.
– И я тоже там была? – Горло Вэл перехватывает либо от желания закричать, либо от желания расплакаться, неясно.
– Нет.
– Что? – она хмурится, испытывая сомнение и замешательство. – Ты уверен?
– Это единственное, в чем я уверен. Всё произошло уже после того, как твой отец увез тебя.
Вэл хотелось бы, чтобы услышанное развеяло опасения, вот только не обязательно находиться внутри, чтобы поджечь здание. Она могла сделать это снаружи. Не исключено, что отец застал ее на месте преступления и именно поэтому увез и спрятал на ферме.
Картина вполне отчетливо вырисовывается в голове: юная версия Вэл, чиркающая спичкой, нагибается над растопкой. Но образ лишен красок, не содержит эмоций или ощущений, будто в выдуманной сказке.
Айзек ковыряет носком ботинка ссохшуюся землю.
– Итак, что будем делать дальше?
Вэл ощущает прилив благодарности, что собеседник по-прежнему включает себя в ее планы. Находиться рядом с ним гораздо легче, чем быть одной. Никогда и никто не вызывал подобных эмоций раньше.
– Давай поедем к моей матери и будем надеяться, что она знает больше нашего.
– Ладно, – длинно выдыхает Айзек. – Но мне кажется, я плохо подготовил тебя к встрече с ней. Особенно учитывая отсутствие у тебя воспоминаний о… многом. – Он снимает очки и протирает стекла о рубашку. Без них его лицо выглядит до странности незавершенным, будто слегка размытым. – У нее выдалась тяжелая жизнь.
– Ага, кто бы сомневался. Одна из дочерей погибла, а другая…
Вэл обнимает себя, жалея, что не может обнять Айзека, не создав тем самым неловкости. Ладонь всё так же чешется. В голову приходит мысль: интересно, а если взять его за руку, то зуд тоже было бы легче терпеть?
Айзек надевает очки, и его лицо снова становится прежним. После чего тем странным резким движением поворачивает голову и сосредоточивает взгляд на доме.
О чем хотел поговорить Хави? Вероятно, о Китти. Возможно, ему известно, что тогда случилось. Нужно пойти внутрь и спросить его. Либо Вэл просто пытается отложить неизбежное. Обсуждение прошлого с бывшим другом кажется более простой задачей, однако встреча с матерью должна быть приоритетом. Так правильно. Бедная женщина.
– Тогда пора выдвигаться.
Айзек отводит глаза от здания и резко вздрагивает, почти дергается. Его беспокойство, вызванное этим местом, позволяет Вэл почувствовать обоснованность и собственного неприятия. Они подходят к машине, и он открывает пассажирскую дверцу для спутницы.
– Постойте! – окликает Дженни с порога дома. – Куда это вы собрались? – и она бежит к ним, явно паникуя.
– Едем поговорить с моей матерью, – отвечает Вэл со своего сиденья.
– Думаешь, это хорошая идея? – Дженни смотрит на Айзека, задавая вопрос. – Если она опять сбежит… – Она начинает заламывать руки. – Наших усилий будет недостаточно.
– Для интервью от меня всё равно пользы нет, – снова объясняет Вэл. Она не желает обсуждать прошлое с какой-то посторонней под запись. По крайней мере, до тех пор, пока не узнает больше о том, что на самом деле произошло. |