– Прекрати, – просит Дженни.

«Вы можете не помнить ее, но она была очень важна. Необходима для существования магии, для продолжения веселья. Расскажу один секрет: Господин Волшебник любил эту скромную малышку больше остальных ребят. Только ее из всех друзей он когда-либо обнимал, крепко прижимая к себе, укрывая полами плаща».

– Хватит, – шепчет она со слезами на глазах.

«Дженни всех выслушивала, знала каждое правило и следовала им неукоснительно. Она была самой тихой – настоящее верное сердце круга. Краеугольный камень, ключевое звено, которое никогда не порвется. Выдержит, несмотря ни на что.

Теперь передо мной уже не та скромная девочка с кудряшками, сморщенным от смеха носиком и очаровательными ямочками на щеках. Она выросла и уже не выглядит вашей лучшей подругой. Вовсе нет. Она остригла волосы и уложила в строгую прическу, которую сама считает стильной, но которая на самом деле лишь старит ее. Нынешняя Дженни состоит из сплошных резких линий и острых углов, распространяя вокруг себя ощущение обмана. Она больше не способна ничего изменить, как бы ни пыталась следовать правилам, поэтому сейчас всегда одинокая, печальная и жалкая. Сложно вспомнить, почему мы дружили с ней. Почему так любили. Почему Господин Волшебник выделял ее среди остальных. Возможно, если бы кто-нибудь снова сумел обнять ее так, как он, мы бы тоже заново поняли, заслуживает ли она нашей привязанности».

– Почему ты так поступаешь? – Дженни обхватывает себя руками, не поднимая головы.

«Дженни охотнее других делилась любовью и охотнее других ее принимала. Вероятно, именно поэтому вы забыли ту, кто ничего не просил, кроме вашего одобрения. Ту, кто, скорее всего, по-прежнему жаждет его заполучить. Чья жизнь после передачи заключалась в поисках, умоляя и надеясь снова обрести любовь, такую же безоговорочную, какую чувствовала в детстве.

Возможно, Дженни даже построила семью с единственной целью – воссоздать то ощущение.

Судя по всему, ничего не вышло.

Тебя обнять, дорогая?»

– Ты говоришь, как гребаная психопатка. – Дженни поднимает глаза и сквозь слезы сердито смотрит на собеседницу.

– «Следи за языком и не ругайся никогда, только так будешь счастлив ты всегда», – голос ведущей внезапно становится ниже, гуще, сильнее. – Ты же помнишь этот урок.

– Не смей, – шипит Дженни. – Не смей изображать его. Не думала, что ты такая жестокая.

Смех визави звучит одновременно звонко и глухо, эхом разлетаясь по помещению, окружая гостью подкаста со всех сторон.

– Это детская передача. А кто может быть более жестоким, чем дети? – Так же внезапно, как раньше, голос ведущей опять меняется, становясь по-прежнему высоким и приторным. – Прости меня. Не плачь. Хочешь послушать продолжение интервью? Скажи, хорошую ли работу я проделала, и понравится ли подкаст людям.

– Я не хочу…

«Круг распался. Ключевое звено сломалось. Чувствуют ли они это? Ощущают ли, как к ним подкрадывается страшное чудовище? А вы, наблюдая за друзьями с экранов телевизоров, это испытывали? Могли уловить нараставшее напряжение, приближение неумолимого рока, готового нанести удар?

Или всё выглядело, как обычно, вплоть до самого конца, когда всё разрушилось?»

– Я не вижу смысла в твоем подкасте, – произносит Дженни, оседая на пол и сжимая ладонью запястье другой руки, точно в поисках поддержки.