А что Фатима? Нет, чтобы заняться в таджикской столице пропагандой фундаменталистского образа жизни и обращать в истинную веру испорченных советским влиянием правоверных! Нет, она едет в Ромит и, наняв там машину, направляется в Хушон(подозреваю, что далеко не материнские чувства владели ею безраздельно... Только круто замешанные любовь и ненависть могут подвигнуть женщину на такое глобальное преследование!) Так вот, в Хушоне она, конечно, знакомится с Резвоном, только что спустившим селевое озеро и мечтающим спустить со всех нас шкуру. Они бросаются в погоню, на перевале теряют двоих, хотят уже вернуться, но тут, иншалла, на них натыкается Бабек со своей прекрасной пленницей.

...К обеду мы были на штольне. Встретила нас Наташа, оставленная в охранении. Все остальные были в горe. Приказав Фатиме с сестрой приготовить что-нибудь к обеду, я привязал трофейных ишаков на мочажине рядом с нашими и начал устраивать лежбище для Лейлы – ей надо было поспать. Не без колебаний оставив ее под присмотром Наташи, я пошел к ребятам.

В горe я кратко рассказал обо всем товарищам.

– Это, наверное, Абдурахманыч приказал долго жить? Жалко мужика, – выслушав меня, проговорил Сергей, явно удовлетворенный новостями.

– Ну и хрен с ним. Баба – с возу, кобыле легче, – сказал Житник, с интересом рассматривая в луче фонарика самородок замысловатой формы. И, положив его в карман, добавил:

– А с этим Бабеком не соскучишься! Если бы он шлепнул шестого, я бы его в задницу поцеловал... А теперь его самого в Хушоне шлепнут и нас в Душанбе, может быть, искать станут. А как ты думаешь, Черный, попрут на нас местные? Когда узнают о золоте?

– Не пойдут они на автоматы! – покачал я головой. – Подождут, пока уйдем домой, и только потом к штольне побегут! Уже бегут, наверное. Тут после нас еще килограммов пять-шесть можно надробить и намыть только из наших остатков. Если варежку не разевать – прорвемся...

Как я и предполагал, в мое отсутствие ребята не теряли времени даром. Все самородки были выбраны. Оставалось только собрать всю мелочь, чем они и занимались. Федя здоровой рукой дробил в крошку обломки кварцевой жилы, Сергей с Юркой насыпали передробленную мелочь на брезентовое полотнище и затем, взявшись за все четыре угла, долго его трясли. После этого им оставалось только удалить верхний слой кварцевой крошки и собрать скопившийся снизу тяжелую золотую мелочь, очень похожую на стружку или опилки.

Обследовав забой, я начал укладывать самородки в пробные мешки. Юрка потребовал, чтобы в каждом было примерно одинаковое количество золота.

– На тот случай, если придется разбегаться в разные стороны – объяснил он, усмехаясь.

Мешков было шесть: по одному на каждого из нас, считая Бабека, плюс один Лешке Суворову. Было непросто разложить самородки поровну – они были разной величины и с разным количеством вкраплений кварца, но под тяжелым взглядом Житника я все же справился с этой задачей.

Когда все было передроблено и перетрясено, мы засыпали золотой песок в те же мешки (в пустоты между самородками) завязали их и перенесли к выходу. Там постояли над добычей, прикидывая на глаз ее общий вес.

– Гадом буду, килограмм пятьдесят в каждом мешке, – предположил Фредди.

– Килограммов триста всего. Без кварца – двести, – мечтательно продолжил Житник. Тысяч на семьсот зеленых, а может и больше.