Изменить размер шрифта - +
Никто, конечно, не думал, что мы доедем до золота и обратно на мягких подушках белого “Мерседеса”. Но столько погонь, засад, смертельного риска смог вместить бы в несколько дней только Ян Флемминг, пьяненький папаша Джеймса Бонда...

– Вы будете смеяться, – начал я балагурить, устраивая лежбище для Лейлы, – но в глубине души я мечтал походить в кандалах. Наверное, это книжки, прочитанные в детстве, повлияли. Что-то в этом есть романтическое – каторга, цепи, кандалы, декабристы...

– А на галеры попасть ты не мечтал? – зло перебил меня Юрка. – На галеры бы тебя, романтика зачуханного! Лет на пять!

– А что? Посидеть за веслами я люблю, – ответил я. – Кстати, а не пойти ли нам посидеть, то бишь сортир опробовать? Пойдет кто со мной?

– А что? Посидеть рядом с золотишком – это романтично! Всю жизнь мечтал, – поддержал меня смеющийся Сережкин голос.

Через несколько минут мы с Сергеем сидели в забое штольни. Юрка, поклявшись, что назавтра все вычистит, сел в золотой рассечке.

– Жаль только света нет! Золота не видно! – послышался из рассечки его гулкий голос. – Тут до фига еще оставалось...

– Завтра увидишь... Когда экскременты свои убирать будешь, – кряхтя, ответил ему Сергей.

– Плевать. Вон, Черный, в кандалах мечтал ходить, а я – на золото! Жаль, не видно ничего...

– Да... Между прочим, за долгую свою полевую жизнь, как и где я только не ходил по большому... Особенно мне нравилось в тайге, в буреломе! – подхватил я. – Выберешь дерево, что поровнее легло, и с обзором чтобы, заберешься на ствол шершавый, штаны спустишь, обмажешь задницу и все остальное чем-нибудь от комарья и сидишь, природой любуешься. Сопки мохнатые вдалеке разлеглись, белочки по кедрам скачут, бабочки под ногами порхают, а сверху, руку только протяни, гроздь висит кроваво-спелого лимонника... Красота! Сплошная поэзия!

– Или на вершине повыше или хребтике... – подхватил тему Сергей. – Красота кругом – ледники, пикушки заснеженные... Сядешь на проталину, где подснежников поменьше – жалко цветочков, посидишь полчасика, и легко как на душе становится – не описать! А в полевой сумке мешочки пробные припасены для такого случая... Особенно я любил мягкие, байковые или ситцевые с меленькими цветочками...

– А в пустыне, когда ветер сильный, туго с этим делом, – вспомнил я недавно приобретенный горький опыт Дашти-Лута. – Не знаешь, куда и полетит...

 

* * *

Вернувшись на свои места, мы, решив поесть перед сном, достали из рюкзака консервы и сухари.

– А ножа-то нет! – сокрушенно протянул Сергей. – Чем консервы открывать будем?

– Сейчас что-нибудь придумаем... – откликнулся я. – Однажды я сгущенку молотком геологическим открывал, так это, скажу я вам, был очень смешной номер. Незабываемое зрелище. По всему текло, а в рот не попало!

Я, уже уверенно продвигаясь в полной темноте, прошел к Васиной ноге, откопал и снял с нее ботинок. К счастью, супинатор оказался на месте. Я вытащил его, разломил пополам и, вернувшись в камеру, стал открывать банки, ударяя камнем по получившемуся “зубилу”. В конце этого процесса заснувшие было девушки проснулись, а банки мало отличались от попавших под колеса автомобиля, но все же, кое-что из их содержимого сохранилось и, в конечном счете, попало нам в рот.

– А может быть, попытаемся через часик – другой выбраться отсюда? – закончив есть, предложил Сергей. – По крайней мере, проверим их на вшивость?

– Хочешь выход разобрать? – встрепенулся я.

Быстрый переход