Изменить размер шрифта - +
.. Не убежала почему-то, топтать меня стала... Вместе с собаками в нее и меня вцепившимися. Потом две недели от маршрутов отдыхал, раны с ушибами зализывал... Но история на этом не кончилась. Представляешь, в конце полевого сезона этот ярко-рыжий волкодав ко мне в лагерь пришел и у дверей моей землянки поселился. Кормил я его с опаской, не погладил даже ни разу: уж очень страшным был. И тут чабаны ко мне зачастили: продай, да продай, породистый, мол, очень. Наконец, не выдержал я и продал за полбарана. Принес плату чабан и веревку мне сует: “Свяжи его”, – говорит. А пес-то сразу голову поднял, оскалился и на меня так выразительно посмотрел: “Разорву, мол, дурачок, на части, и не заметишь...” Что делать? “Твоя собака – ты и связывай”, – сказал я пастуху и в землянку свою ретировался. Пришлось бедняге самому с собакой договариваться. А через два дня выхожу утром в маршрут и вижу – пес этот опять на своем месте лежит и обиженной мордой в пустую миску тычется! Потом еще раза два его продавал...

– С псами-то можно сладить... – чуть улыбнувшись, промолвила Наташа. – А вот если эти двуногие нас догонят, то все... Пытать будут. Резвон это умеет, профессионал. Не врал он тебе. Мужиков кастрирует. Или на кол сажает. А женщин, которые ему не угодят, или просто со зла своему ишаку в жены отдает... Если не хочет, чтобы тот бабу насмерть убил, тыкву ей дает высушенную, с двумя дырками на концах и позволяет на член ему надевать. Этот ишак так пристрастился, что и ослиц теперь в упор не видит. Меня однажды отдавал, но повезло, ишак не в духе был. Объелся, наверное. Так он его одним ударом кулака в ухо наземь свалил. Если бы не ты, многие из нас уже не жили бы...

– Если бы не я? Что-то вы с утра загадками говорите. Что же такого я натворил?

– Да ты никак забыл все? – искренне удивилась Наташа. – Ну, ты даешь!

– А что я забыл?

– Забыл, что было после того, как резвоновские сторожа тебя отметелили по второму разу? По голове, вроде, не били...

– Это я помню хорошо. И чувствую до сих пор, – сказал я, потирая разбитые колени. – Слушай, кончай темнить и рассказывай, что случилось после того, как я пожелал вам спокойной ночи.

– Ну, Лейла сразу забылась. А я не смогла. Да и как заснешь? Я-то, в отличие от тебя и девушки твоей, знала, что нас ждет. В общем, примерно через час ты в третий раз встал... Но как-то очень осторожно. Резвон меня лицом к комнате под шкаф запихал, и я все видела, хоть и темно было. Зрение у меня кошачье... Ну, значит, ты встал и как привидение к сабле пошел, поплыл, я бы сказала. Потому как совсем не видела твоих движений. Как минутная стрелка – сколько не смотри, не увидишь, как движется. И не слышала ничего. Приплыл к сабле, схватил за... ну...

– Эфес...

– За эфес зубами схватил и со стены снял. Тоже без звука и незаметно совсем. Потом, кажется, лег на нее спиной и, плечами и задом двигая, вытащил из ножен. Как ленивец африканский, без движений заметных. И веревку так же, лежа на спине, перерезал. С первого раз. И не порезался, наверное. По крайней мере, я запаха крови не чувствовала...

– Нет, не порезался, одни синяки от веревок – проговорил я, изумленно оглядывая свои запястья. А ленивец разве в Африке живет?

– А фиг его знает. Потом шнур от утюга развязал, меня вытащил и тоже развязал. Все делал, как заведенный. А подругу оставил связанной... Покопался у нее в веревках, рукой махнул и пошел к двери...

– Торопился, наверное... – пробормотал я в свое оправдание.

– Дверь открыл, – продолжала рассказывать Наталья, как-то странно на меня посмотрев, – и ударил два раза саблей... Они и понять ничего не успели.

Быстрый переход