Рано утром мы вышли в путь. Еще несколько часов и там, за перевалом, мы увидим речку Кумарх и за ней Кумархское рудное поле, поле моей юности, поле тщетных надежд. Там я, будучи еще молодым специалистом, пацаном, можно сказать, нежданно-негаданно для многих и, прежде всего для себя, стал старшим геологом партии. Прежний старший геолог Глеб Корниенко неожиданно заболел туберкулезом и, ложась в больницу, рекомендовал меня на свое место. Как я понял, прежде всего, за самонадеянность и независимость, которые он в течение полугода стойко испытывал на себе. И я сделался полновластным хозяином месторождения! О боже, как меня распирало тогда чувство собственной значимости! Как я был горд и высокомерен! Пока не наделал ошибок, которые до сих пор стыдно вспоминать... Пацан... Мальчишка...

– Слышишь, Черный, кажись опять вертушка? – перебил мои мысли тревожный голос Кивелиди.

– Я тебе, Сергей, удивляюсь! – проговорил я, зашарив глазами по небесам. – Ты знаешь, что полагается за панику в нашей обстановке? Голой задницей на снег!

– Да ладно тебе... Они ведь могут и из автомата шарахнуть.

– Ну, наблюдай тогда! А я буду тебе под ноги смотреть...

* * *

Первые несколько километров, до высоты около 3000 метров, тропа была сносной, вполне летней, но выше, где еще царила ранняя весна, она разбухла от грязи. То один из нас, то другой, включая и ослов, поскользнувшись, падал в грязь, и скоро все мы были липкими и коричневыми от глины. Еще примерно через километр мы вступили в зиму, тропа исчезла под снегом, и я понял, что сыграл злую шутку над собой и своими товарищами – я не знал и даже не мог предположить, куда дальше идет тропа. Наугад двигаться было опасно – короткая дорога в горах почти всегда ведет в вертикальный тупик, то есть в пропасть. Мы обратились к Бабеку и он, кивнув в сторону самой низкой седловины, сказал густо окрасив слова сомнением:

– Туда, наверно, идет.

Посовещавшись, мы решили все же не возвращаться, а попытаться проскочить.

И пошли по рыхлому, покрытому ледяной коркой, снегу... Мужчины поочередно меняли впереди идущего. Нам повезло – лишь пару раз нам пришлось возвращаться на несколько сот метров назад, и оба раза после того, как мы выскакивали на непроходимые крутые склоны. На последнем один из ишаков (Черный) сорвался. К нашему счастью он не улетел далеко – передними копытами осел слегка изменил направление своего движения вправо, и вместо падения с невысокого, но достаточного для летального ишакокрушения, карниза, уперся в торчащий из снега скальный выход.

На водружение Черного на исходный пункт падения ушло больше часа. Мы занесли его практически на руках и изрядно выдохлись. Но перевал был уже перед глазами. Конечно, это казалось, что перед глазами... В горах всегда кажется, что гребень, вот он, в десяти метрах, а он шаг за шагом все отступает и отступает, пока совсем неожиданно ты, застыв в немом восторге, видишь уже не осточертевшую, недостижимую эту грань, а расстилающийся под твоими ногами величественный высокогорный пейзаж. Так и мы, совершенно неожиданно увидели вдали остроконечные вершины Зеравшанского хребта, и, практически под ногами – Кумархское месторождение олова, четыре квадратных километра гор, обезображенных глубокими шрамами разведочных канав и траншей.

Олово в виде касситерита содержится в нем в крутопадающих кварц-турмалиновых жилах, прослеживающихся на большую глубину. Жил – десятки, а олова в них – очень немного и не везде. Искали его обычным способом – на поверхности рудного поля вкрест жильной серии проходились канавы. По результатам их опробования выделялись рудные тела – более или менее протяженные участки жил с содержанием олова выше 0,40%.