— Компания нужна? — спросила Пэт.

— Конечно.

Пэт включила видеомагнитофон, вставила кассету, и перед нами предстала девятнадцатилетняя Карен Шипли, которая вошла в пустую комнату и остановилась около табуретки. На сей раз она не стала изображать из себя официантку. На эти пробы она надела выцветшие джинсы, прозрачную белую кофточку и красные сапоги. У нее был великолепный загар, и она производила впечатление человека, который много времени проводит на свежем воздухе. Каштановые волосы были коротко подстрижены и пушистым облаком обрамляли лицо. Глаза у нее оказались карими. И никакой косметики.

Карен посмотрела на кого-то за камерой и сказала:

— Что я должна сделать?

У телевизора был какой-то металлический, неживой звук, и все равно мне понравился ее голос — легкий и какой-то девчоночий. Она захихикала.

С той стороны, куда она смотрела, послышался голос Питера Алана Нельсена.

— Покажи нам спину, потом правый бок и левый. И постарайся не хихикать.

Карен повернулась левым боком, потом спиной, затем правым боком. Проделывая все это, она без умолку болтала, раскачивалась, подпрыгивала на месте и извивалась. Так обычно ведут себя пятнадцатилетние девчонки, когда изображают взрослых людей.

— Вот мой левый бок, а это моя спина. А теперь правый бок. — И она захихикала: — Хи-хи-хи.

— Господи! — пробормотала Пэт Кайл.

— Похоже, ее талант тебя не впечатляет.

Пэт сочувственно улыбнулась:

— Я каждую неделю получаю такие пленки. Молодые женщины и мужчины приходят ко мне в офис, чтобы что-нибудь сыграть или прочитать. И им так отчаянно хочется понравиться, что это написано на их лицах, но они не лучше той девушки, которую ты только что увидел, и никогда не будут лучше.

— Иными словами, ты подозреваешь, что она не стала актрисой и работает где-то в другой области?

Пэт пожала плечами, словно хотела сказать: надеюсь, что нет.

Картинка неожиданно изменилась, и мы увидели лицо Карен крупным планом. Вблизи сразу становилось понятно, что у нее совсем нет ни характера, ни силы воли. Она рассказывала о себе и пыталась быть серьезной.

— …мне кажется, моя сильная сторона — это комедия, но я могу играть и в драме. Думаю, из меня получится действительно хорошая инженю.

Голос Питера резко прервал ее рассказ.

— Ты говоришь совсем как придурок из пивной — «действительно хорошая инженю». Если ты инженю, так и говори. Скажи: «Я великолепная инженю».

У Карен сделалось несчастное лицо, и она умоляюще спросила:

— О, Питер, я, что ли, взаправду должна?

Обращаясь к Питеру, она отворачивалась от камеры, а когда играла, смотрела прямо в нее.

— Какого хрена я тут трачу свое драгоценное время? — взорвался Питер.

Карен сделалась еще несчастнее, затем улыбнулась, посмотрела в камеру, напустила на себя серьезный вид, произнесла требуемые слова — и захихикала.

Дальше было то же самое, все эпизоды оказались совершенно одинаковыми. Как правило, это были фрагменты — пять секунд одного, восемь секунд другого, — и многие повторялись. Питер задавал вопрос или говорил, что она должна сделать. Карен отвечала или делала. Она была такой наивной, такой непосредственной. Возможно, потому, что ей было всего девятнадцать. Она старалась, даже когда огорчалась.

А у меня уже заурчало в животе, и я то и дело поглядывал на лососину и булочки. Мне даже пришлось несколько раз напомнить себе, что я совсем недавно завтракал в кафе «Люси».

В какой-то момент Питер появился на экране и протянул ей три страницы сценария. Он был в оранжевой футболке, какие носят морские пехотинцы, с парой пятен на спине. «Меня не взяли.