— А ты и не шокировала. Женщины — существа здравомыслящие, обеими ногами стоящие на земле, к тому же достаточно толстокожие. Ты уже без пяти минут женщина, это совершенно ясно, ужасный ты ребенок!

Коринна пожала мою руку и засмеялась — ее голос слегка дрожал.

— Не беспокойся. Он только поцеловал меня однажды. В конюшне. Если уж быть откровенной, я сама навязалась. Наверное, меня подкупило то, что он разговаривал со мной, как со взрослой, делал комплименты. Я думаю, вы с Дженни ошибаетесь в нем.

— Ты умеешь хранить тайны?— спросил я чуть погодя.

— Да!

— Дженни терпеть его не может, потому… потому что он, как ты выражаешься, подкатывался к ней.

Все это время я как будто шел по минному полю и вот наткнулся на мину: сейчас грянет взрыв.

Коринна смотрела на меня широко раскрытыми глазами, затем отвернула свое хорошенькое личико.

— Бедный папочка!— выдохнула она.

— Погоди меня жалеть, молодая леди! Что бы ты там ни думала, не такой уж он неотразимый.

Коринна словно бы не слышала меня.

— Кое-какие подозрения у меня были,— медленно произнесла она.— Берти много расспрашивал меня — о тебе и о Дженни.

— В самом деле? Что же его интересовало?

— Трудно сказать… Ну, как у тебя обстоят дела. Богат ли ты. Можешь ли заплатить за мое обучение в Оксфорде. Деньги не сходят у него с языка. Брат, видимо, держит его на коротком поводке. Насколько я понимаю, Элвин унаследовал все деньги матери, сколько их там оставалось, и половину отцовских денег. Вторая половина досталась Берти, но он быстрехонько ее промотал, «весело пожил», как он говорит. Теперь он вынужден жить на то, что выделяет ему Элвин. Транжира он страшный, я не преминула ему это сказать,— не без некоторого самодовольства добавила Коринна.

— Ты полагаешь, что можешь его исправить?— ласково сказал я.— Это обычное женское заблуждение, очень губительное… И где вы обо всем этом разговаривали? Не перед всеми же этими кентаврихами в школе верховой езды?

— Нет. Ты знаешь, меня всегда провожала Дженни. Я иногда встречала его на прогулке. Честное слово, случайно.— Она покраснела.

— Верю тебе, моя ласточка,— сказал я, но в моей памяти прочно сидели слова Дженни о том, что в любви все женщины хитры.

— Он, конечно, безумно красив и такой великолепный наездник,— мечтательно продолжала Коринна.— Наверно, именно его безразличие — плевать мне, мол, на вас всех — так покоряет женщин.

— Да. И ему действительно плевать на всех. Рано или поздно бедные женщины убеждаются в этом.

В глазах Коринны засверкали озорные искорки.

— Стало быть, это я теперь должна провожать Дженни. Правда, имея такого мужа, она вряд ли даже посмотрит на другого мужчину.

— Вы слишком добры, мэм.

— Не тревожься за меня, дорогой папочка. Это была, если не ошибаюсь, про… профи…

— Профилактическая беседа.

В доме затрезвонил телефон. Я вошел в дверь с чувством сильного облегчения, но Дженни опередила меня. Она сняла трубку в гостиной, и из своего кабинета я услышал ее голос. Я уже хотел было вернуться в сад, но меня остановили непривычные, я бы даже сказал, фальшивые нотки в ее голосе. Разговор прерывался долгими паузами, говорил в основном тот, кто был на другом конце провода.

— …Нет, он в саду… Нет, нет, я категорически отказываюсь. Неужели вы не понимаете, что я не чувствую ничего, кроме глубокой антипатии?… Не будьте так глупо самонадеянны… Неправда… Да, я знаю, что… Не могла поверить, что вы это всерьез… Неужели вы сами не видите, как это мерзко… Ну что ж, раз вы не оставляете мне никакого выбора… Ладно, пусть будет по-вашему… Сегодня вечером?… Да, но… Да, я знаю, где это… Да, верно, но предупреждаю вас…

Я, пошатываясь, вышел на веранду.