— Значит ли это, что вы можете объяснить их в терминах монад, доктор?

— Пока нет. Нет в том смысле, что мы не можем написать уравнение, которое предскажет рефракцию света или направление компасной иглы. Однако я твёрдо верю, что такая теория будет фундаментально более верна, чем атомарная.

— Госпожа герцогиня д'Аркашон говорила мне, что монады сродни маленьким душам.

Лейбниц помолчал.

— Слово «душа» часто употребляют в контексте монадологии. Оно имеет много значений, по большей части древних, и сильно затрёпано богословами. В устах проповедников оно извращалось больше, чем любое другое. Так что, возможно, это не лучший термин для новой дисциплины — монадологии. Однако оно пристало.

— Они подобны человеческим душам?

— Ничуть. С дозволения вашего высочества попытаюсь объяснить, как в этом контексте появилось удобопревратное слово «душа». Когда философ отважно вступает в лабиринт и начинает дробить универсум на все меньшие и меньшие доли, он знает, что когда-нибудь должен будет остановиться и сказать: «Отсель деление невозможно, ибо я дошёл до мельчайшей, элементарной, неделимой единицы: фундаментального кирпичика мироздания». И дальше нельзя увиливать, а надо встать и провозгласить некие утверждения касательно этих кирпичиков: каковы их свойства и как они взаимодействуют между собой. Мне совершенно очевидно, что взаимодействия эти немыслимо многообразны, сложны, переменчивы и тонки: в качестве непреложного доказательства просто оглядитесь и подумайте, что может объяснить пауков, луны и глазные яблоки. В столь густой паутине зависимостей, какие законы правят тем, как одна монада отзывается на все остальные монады во вселенной? И я не просто так сказал «все»: монады, составляющие меня или ваше высочество, ощущают притяжение Солнца, Юпитера, Титана и далёких звёзд, то есть чувствуют все и каждую из мириада монад, составляющих исполинские небесные тела, и на все и каждую откликаются. Как уследить за всем и решить, что делать? Я утверждаю, что любая теория, основанная на допущении, будто Титан испускает атомы, несущиеся через пространство и ударяющие в мои атомы, весьма сомнительна. Ясно, что мои монады в каком-то смысле воспринимают Титан, Юпитер, Солнце, доктора Уотерхауза, лошадей, везущих нас в Берлин, вон тот сарай и всё остальное.

— Что значит «воспринимают»? У монад есть глаза?

— Всё должно быть куда проще. Это логическая необходимость. Монада в моём ногте чувствует притяжение Титана, не так ли?

— Насколько я понимаю, так диктует закон всемирного тяготения.

— Я объясняю это перцепцией, восприятием. Монады воспринимают. Однако монады ещё и действуют. Если бы мы могли перенестись ближе к Сатурну и попасть в сферу притяжения его луны, мой ноготь вместе со всем мной упал бы на Титан — это было бы коллективное действие всех моих монад в ответ на их восприятие спутника. Итак, ваше высочество, что мы знаем о монадах?

— Они бесконечно малы.

— Очко в вашу пользу.

— Всю вселенную можно объяснить в терминах их взаимодействия.

— Два очка.

— Они воспринимают все другие монады во вселенной.

— Три. И…

— И они действуют.

— Действуют, основываясь на чём?

— На том, что они воспринимают, доктор Лейбниц.

— Четыре из четырёх! Отличный счёт! Теперь скажите, какими должны быть монады, чтобы всё это стало исполнимым?

— Каким-то образом все перцепции стекаются в монаду, а она решает, как быть дальше.

— Это неукоснительно следует из всего предыдущего, верно? Итак, получается, что монада должна воспринимать, мыслить и действовать. Отсюда и возникла идея, что монада — маленькая душа.