— Он открыл окно и, придерживая парик, чтобы тот не свалился под колёса, высунул голову из кареты. — Вдовий дом прямо перед нами.
— О чём вы будете беседовать с сироткой, — спросил Даниель, — если она не разделяет Иоганновой страсти к оружию?
— О чём ей захочется, — отвечал Лейбниц. — Она как-никак принцесса и почти наверняка когда-нибудь станет королевой.
Он скептически оглядел Даниеля.
— Хорошо, — отвечал тот, вползая обратно на скамью. — Я сяду прямее.
Процессия состояла из трёх экипажей, фургона и нескольких драгунов. Драгуны — пруссаки и бранденбуржцы из Берлина — прибыли через час после того, как Даниель, доставив Иоганна в Дом Золотого Меркурия и разменяв вексель, отыскал Лейбница. Капитан драгун, бранденбуржец, не допускающим возражений тоном объявил, что они должны засветло перебраться через Эльбу в Бранденбург, дабы не искушать саксонцев. Даниеля опасения позабавили, однако Лейбниц счёл их оправданными. Нищая сирота Каролина, живущая в глухой дыре, оставалась принцессой, а принцесса на руках — это власть. И хотя Август Сильный, курфюрст Саксонии, выгодно отличался от своего покойного брата, интригам его не было конца. Ему вполне могло взбрести на ум украсть Каролину и насильно выдать за какого-нибудь русского царевича. Посему девочку и её единственный саквояж забрали из вдовьего дома с поспешностью, более обычной при похищениях и побегах. Это не облегчило осиротевшей принцессе прощание с родным домом; впрочем, растянись оно надолго, ей бы легче не стало. Она сама выбрала кофейного цвета экипаж, расписанный цветами — тот, в котором ехали Лейбниц и Даниель. Слёзы и улыбки чередовались на её лице, как дождь и солнце ветреным мартовским днём. Ей было тринадцать.
Они переправились через Эльбу на ближайшем пароме и через несколько часов доехали до Бранденбурга, где и остановились в гостинице на дороге из Мейсена в Берлин. На следующее утро встали поздно. Примерно пятьдесят миль отделяло их от Шарлоттенбурга и гостеприимства той, чьё имя носил замок, — курфюрстины Софии-Шарлотты.
— Располагайте мной, ваше высочество, — сказал Лейбниц. — Дорога длинная, и я сочту за честь, если хоть в малой мере помогу её скоротать. Можем продолжить уроки математики, оставленные на время болезни вашей покойной матушки. Можем побеседовать о богословии, ибо на него вам следует обратить внимание: при Бранденбург-Прусском дворе вы встретите не только лютеран, но и кальвинистов, иезуитов, янсенистов, даже православных; опасайтесь, как бы какой-нибудь ретивый златоуст не сбил вас с толку. Ещё я захватил блок-флейту и могу дать вам урок. Или…
— Я бы хотела послушать о работе, которую доктор Уотерхауз намерен вести в Мас-са-чу-сет-се, — сказала принцесса, старательно выговаривая трудное название. Что таковы планы Даниеля, она вывела из нескольких оброненных вчера реплик.
— Тема подходящая, хотя, если приглядеться, очень широкая, — отвечал Лейбниц. — Доктор Уотерхауз?
— Институт технологических наук Колонии Массачусетского залива, — начал Даниель, — основан и рано или поздно будет финансироваться маркизом Равенскаром, государственным мужем, пекущимся о деньгах его величества. Он — виг, то есть принадлежит к партии, банк и деньги которой основаны на коммерции. Им противостоят тори, чьи деньги и банк основаны на земле.
— Земля представляется мне лучшим выбором, она постоянна и неизменна.
— Постоянство — не всегда преимущество. Представьте себе свинец и ртуть. Свинец хорош для балласта, кровель и труб, но неподатлив, в то время как ртуть подвижна и текуча…
— Вы алхимик? — спросила Каролина.
Даниель покраснел. |