— Вопрос спорный. Три дня назад они сказали, что наткнулись на следы одичалой свиньи, и спросили разрешения отправиться на охоту. Получив его, они исчезли в направлении Германии.

— Отлично — превосходные учения.

— Они не вернулись ни в тот день, ни на следующий, однако их сержант отказывался плохо о них думать.

— Предвкушение свинины на завтрак затуманило его суждения. Что ж, прекрасно понимаю — у меня самого слюнки текут так, что мешают говорить.

— Поскольку Джимми и Дэнни не вернулись, я обязан допустить, что они дезертировали.

— Они слишком быстро усвоили урок, — задумчиво проговорил полковник Барнс. — Теперь, если они попадутся, участь их предрешена.

— Они не попадутся, — заверил Боб. — Не забывайте, что я учил их быть английскими солдатами, а Тиг Партри — ирландскими партизанами.

— Вы спрашиваете разрешения снарядить за ними погоню? Это было бы превосходное…

— Нет, сэр, — отвечал Боб. — И не объясните ли вы свою бесконечную шутку насчёт того, будто всё, что мы делаем, — учения?

— У меня слабость к людям из моего полка — по крайней мере к значительной их части, — сказал Барнс. — И я хочу, чтобы как можно больше их пережило то, что предстоит.

— Так что же предстоит? И каким образом собирание хвороста и охота на диких свиней к этому готовят?

— Война окончена, Боб. Тс-с! Не говорите солдатам. Однако вам можно знать, что в этом году сражений больше не будет. Мы останемся здесь в качестве фишки, которую дипломаты будут двигать по какому-нибудь полированному столу. Сражаться не будем.

— Так всегда уверяют, — сказал Боб, — пока не откроют новый фронт и не начнут кампанию.

— Так было в вашем детстве, — отвечал Барнс. — А теперь вам надо учиться мыслить иначе с учётом того, что денег больше нет. У Англии девяносто тысяч человек под ружьём. Она может содержать примерно девять тысяч, но не оставит и столько, особенно если тори победят альянс, что весьма вероятно.

— Блекторрентский гвардейский — элитный полк…

— Слушайте меня, сержант Шафто, чёрт вас подери.

Голос Барнса слышался всё слабее.

— Я слушаю, сэр, — отвечал Боб. — только лучше бы вам не стоять и не говорить на одном месте, а то деревяшка увязнет.

— Молчать, Шафто! — крикнул Барнс, однако возобновившиеся чавкающие звуки доказывали, что совет Боба запоздал. Некоторое время из темноты доносилось натужное сопение, и наконец болото, громко икнув, выплюнуло из себя деревяшку.

— Есть, сэр.

— Всё рушится! Элитный полк, говорите? Значит, в Тауэре найдут холодный чулан, прибьют на дверь табличку «Собственный его величества Блекторрентский гвардейский полк», и если мне очень повезёт и если лорд Мальборо за нас поборется, мне иногда позволят туда заходить и возюкать по бумаге пером. По очень важному государственному случаю мне велят собрать роту и нарядить в мундиры, чтобы пройти перед посольством или что-нибудь в таком роде. Однако попомните мои слова, Боб, через год все наши, за исключением нескольких счастливчиков, будут бродягами. Если Дэнни и Джимми подались в бега, то лишь потому, что им хватило ума это понять.

— Меня часто удивляло, сколько времени вы проводите над письмами из Англии.

— Я видел это по вашим взглядам.

— С лета Господня 1689-го, — сказал Боб, — я пробыл в Англии общим счётом три недели. Читать я не умею и о тамошних событиях знаю только по слухам. Мне не верится в ваши предсказания — если они верны, значит.