Однако тревожиться не стоило. Перед ним была не исступлённая убийца, а школьница из соммерсетского городка, тихая и мягкая, но несколько опрометчивая в делах житейских, что и послужило причиной их знакомства. Броситься очертя голову с ножом было не в характере Абигайль, просто так проявилась её бытовая несуразность, пленившая в своё время Боба, практичного до мозга костей. Тогда, одиннадцать лет назад, он увидел в ней то, чего не хватало ему, за три мгновения, в которые его сердце едва не остановилось. И каким-то чудом — единственным чудом в прозаической жизни Боба — девушка тоже увидела в нём то, чего ей недоставало — в прямом и переносном смысле.
В те времена на кроватях было много подушек, поскольку спали практически полусидя. Боб уложил Абигайль плашмя; сейчас она приподнялась на подушки, чтобы видеть, как он расхаживает по комнате.
— Тысяча чертей! — были его первые нежные слова. — Времени нет! Вы меня помните, иначе не упали бы в обморок.
Абигайль всё ещё была очень бледна и старалась не двигаться без надобности, но тихая улыбка, озарившая лицо, придала ей сходство с Девой Марией на картинах.
— Даже если бы я могла тебя забыть, господа Апнор и Ширнесс мне бы не дали. Удивительно, до чего часто их тянуло рассказывать про вашу с Апнором встречу на мосту.
— Позорная история.
— Они рассказывали её, чтобы над тобой посмеяться, но для меня это была любовная история, которую я могла слушать бесконечно.
— И всё равно позор. Как и моя вторая встреча с Апнором, о которой ты, возможно, не слышала. Слава богу, рядом оказался Тиг с палкой!.. Но сейчас некогда рассказывать. Дьявольщина, вот и он!
— Кто?! — вскрикнула Абигайль.
— Простите, что напугал, мисс. Разумеется, не господин граф, а полковник Барнс. Идёт сюда. Слышишь, как деревяшка выстукивает по лестнице? Надо отсюда выбираться.
Боб шагнул к двери. Абигайль смотрела, наморщив лоб. Она не знала, собирается он бежать, баррикадироваться или встречать полковника. Но тут что-то остановило взгляд Боба. Он тронул (скорее даже погладил) верхнюю дверную петлю — две кованные железные полоски, привинченные одна к косяку, другая к двери. Их соединял шарнирный болт толщиной в мизинец.
— Скажу коротко: те несколько мгновений на таунтонской рыночной площади одиннадцать лет назад, когда ветер уронил ваше дурацкое знамя и я помогал тебе его поднять, помнишь? Они для меня — как шарнирный болт для двери. Вокруг него всё вращается, а он — всё держит. Так и моя жизнь. Вынь его… — И Боб, не доверяя своему красноречию, вытащил кинжал и поддел им головку болта. Потом, левой рукой придерживая дверь, выдернул штырь и убрал руки. Дверь беспомощно повисла. — Как ни жаль, у нас осталась одна минута, ничуть не длиннее первой. Так как, Абигайль?
— Что именно?
Барнс вошёл в комнату, искоса поглядывая на висящую дверь. Он выразительно взглянул на Боба, потом, вспомнив про воспитание, молодцевато повернулся к Абигайль и отвесил поклон.
— Мисс Фромм! Сержант Шафто столько раз превозносил вашу красоту, что порядком мне прискучил; видя вас во плоти, я осознал свою ошибку, раскаялся и обещаю впредь не зевать и не стучать пальцами по столу, буде эта тема возникнет снова, но присоединить свой голос к хвалам сержанта Боба.
— Спаси… — начала Абигайль, однако Барнс уже перешёл к следующему вопросу.
— Вы уже просили её руки?
— Нет, — отвечала Абигайль вместо оторопевшего Боба.
— Быстро, — сказал Барнс, — просите.
Боб плюхнулся на колени.
— Со…
— Да.
— Абигайль Фромм, берёшь ли ты… — начал Барнс. |