Тогда я отправился в Италию и сделал всё, чтобы вы стали следующей королевой Англии, буде за то проголосует парламент. Если верить ториям, учредившим Земельный банк, эта страна стоит шестьсот миллионов турских ливров. Они продают зерно и со страшной скоростью ввозят золото. Другими словами, там есть деньги — не бесконечное количество, но довольно, чтобы выстроить несколько арифметических машин.
— Не только парламент должен проголосовать, но и множество людей умереть в правильной последовательности, чтобы я вступила на английский престол. Во-первых, Вильгельм, во-вторых, принцесса Анна, которая к тому времени станет королевой Анной, затем маленький герцог Глостерский и прочие дети, которых она может родить той порой. Мне шестьдесят семь лет. Вам надо искать поддержки у кого-нибудь другого… И-ах! Готово! Так-то вторгаться в мой обеденный зал! Доктор Лейбниц, полюбуйтесь на мою стряпню!
Рапира больше не двигалась. Лейбниц, не спуская глаз с напудренного лица Софии, отважился подойти ближе, затем взглядом прочертил линию от пухлого белого плеча, по рукаву, через унизанную браслетами и кольцами руку, вдоль ржавого клинка к дрезденскому блюду, на котором лежала убитая летучая мышь, расправив крылья так аккуратно, будто её сервировал на блюде искусный французский повар.
— Комета упала на Землю! — провозгласила София.
— Как вы поэтично выражаетесь, матушка, — раздался голос у Лейбница за спиной.
Тот обернулся. В дверях стоял крупный сорокалетний мужчина с лицом и манерами куда более молодого человека. Кронпринц Георг-Людвиг, кажется, только сейчас осознал, что его матушка стоит на столе. Он несколько раз по-лягушачьи моргнул.
— Комета приближается… э… к дереву.
— К дереву?! Кометы не приближаются к деревьям!
— Она попалась в силки, раскинутые соколом.
— Соколы не раскидывают силков, — не сдержался Лейбниц. Ответный взгляд Георга-Людвига заставил доктора пожалеть, что он отдал Софии единственное орудие самозащиты.
— Георг, мой первенец, любовь моя, моя гордость, что ты нам хочешь сказать? — ласково спросила София.
— Царь приближается к Герренхаузену!
— Так царь — комета?
— Разумеется.
— Мы называли кометой эту летучую мышь.
Уголки губ у Георга пошли вниз, так, что губы исчезли, а щель между ними приобрела сходство с гароттой. Он наградил Лейбница убийственным взглядом, словно тот в чём-то перед ним провинился.
— А кто сокол, ваше высочество? — спросил Лейбниц.
— Ваша послушная ученица и моя младшая сестра София-Шарлотта, курфюрстина Бранденбургская, доктор Лейбниц.
— Превосходно. Так метафора с силками означает, что её светлость пленила Петра своими ухищрениями и красотой.
— Он пронёсся через Берлин подобно пушечному ядру, вынудив её, как лису, догонять его в Коппенбрюгге.
— Ты хочешь сказать, что София-Шарлотта с лисьей хитростью преследовала пушечное ядро? Или что царь уходил, как лисица от погони? — спросила София.
— Я хочу сказать, что они сейчас появятся.
— Иди к отцу. Отошли похоронную команду. — София имела в виду врачей. — Объясни, что может появиться некто очень высокий и чрезвычайно важный и что ему неплохо бы сказать пару любезных слов.
— Хорошо, матушка, — отвечал послушный сын. Он поклонился матери, зло сощурился на Лейбница и вышел.
По всему выходило, что София или доктор должны сейчас что-нибудь сказать о Георге-Людвиге, однако государыня упорно молчала, и Лейбниц решил последовать её примеру. Поднялась кутерьма, пока Софию спускали на пол (она угрожала спрыгнуть со стола и, возможно, спрыгнула бы). |