Вы — протеже Уилкинса и единственный живой участник его проекта; на смертном одре он передал свою мантию Вам. Соответственно, Вы лучше любого другого сможете собрать и упорядочить данные, а также перевести их в форму, пригодную для чтения машиной. Для этого надо обозначить символы простыми числами и запечатлеть их в каком-то материале, возможно, в виде двоичных чисел. Материал должен быть надёжным, ибо могут пройти века, прежде, чем появятся машины, способные выполнить эту работу. Лучше всего подошли бы тонкие золотые листы.

Со своей стороны признаюсь, что множество сиюминутных хлопот делает меня плохим соработником. Такому труду надо посвятить много времени кряду, каковым я, увы, не располагаю, оттого и думаю, что Вы в тиши массачусетской хижины имеете большую возможность составлять огромные символьные таблицы.

Если исключить дела политические, спор о приоритете и трёх дам (Софию, Софию-Шарлотту и Каролину), беспрестанно расспрашивающих меня обо всём на свете, главным моим проектом на данное время остаётся монадология.

Короче, в ближайшие годы мне предстоит по большей части трястись в карете по пути из Ганновера в Берлин (а порою, возможно, и в Санкт-Петербург!) и обдумывать красивый набор логических правил. Это вполне в русле второй части проекта арифметической машины, а именно — составления правил для обработки символов. К слову, я склонен предполагать, что две системы, из которых одна управляет монадами, другая — механическим разумом, окажутся тождественны. Посему эту часть работы я предлагаю взять на себя, ибо и так занимаюсь очень сходным делом.

Вот мои предложения, Даниель, и я надеюсь, что они Вам придутся по душе. Царь — человек страшный, не отрицаю, однако он далеко от Вас и погружен в дела: усмиряет раскольников и стрельцов, воюет со Швецией. Не думаю, что Вам стоит его бояться. Как ни трудно поверить, в мире нет монарха, столь же преданного тому, что вы называете технологическими искусствами. Уверен, если мы попросим у него тонну золота, объяснив, что оно нужно для хранения данных, то незамедлительно получим искомое. Однако прежде мы с Вами должны добыть сколько-нибудь данных, дабы таблички эти не остались чистыми, как tabula rasa господина Локка.

Искренне Ваш

Лейбниц.

Книга четвёртая: Бонанца

Тихий океан

Конец 1700 — начало 1701

Таковы болезни и ужасы долгих штилей, когда море гниет от застоя и под палящим солнцем отравляет ядовитым смрадом несчастных мореходов, кои, источенные цингой, жаром и лихорадками, мрут в таком количестве, что выжившие не могут достичь цели, ибо их недостаточно для управления кораблём,

Пятого сентября «Минерва» бросила якорь у огнедышащей горы Грига на Марианских островах. На следующее утро младшие Шафто с отрядом матросов-филиппинцев взяли штурмом вторичный конус на западном склоне горы. Здесь, на месте, хорошо видном с «Минервы», они устроили наблюдательный пункт. Два дня над ним развевался один белый флаг, означавший: «Мы здесь и живы». На третий день флагов стало два, что значило: «Мы увидели парус, приближающийся с запада», а сутки спустя — три. Последний сигнал говорил: «Это манильский галеон».

Ван Крюйк приказал готовиться к отплытию. Утром следующего дня Шафто собрали лагерь и спустились, по-прежнему кашляя и обливаясь слезами от едких вулканических газов, которыми день и ночь сочился шлаковый конус. Блаженно поплескавшись в бухточке, смыв пыль и пот, они в шлюпке вернулись на «Минерву» и сообщили, что манильский галеон на рассвете начал долгий путь к северу.