Зип стоял перед открытыми дверями и смотрел, как тело Миранды загружают в машину «Скорой помощи», потом развернулся к Сиксто и закричал:
— Думаешь, ты так просто уйдешь отсюда?
— Отойди в сторону, Зип, — спокойно ответил Сиксто, — мы хотим пройти.
— Ты больше вообще не сможешь выйти на улицу! — орал Зип. — Ты думаешь, ты…
— Посмотрим, — коротко сказал Сиксто, и трое мальчишек пошли прочь от кафе мимо Зипа и Куча, которые даже не шевельнулись, чтобы преградить им дорогу.
— Вы совершили ошибку! — вопил им вслед Зип. — Большую ошибку! — Но он не побежал за ними и не попытался остановить их. — Почему ты не помог мне, Куч? — в ярости накинулся он на приятеля. — Бога ради, мы же просто позволили им уйти!
— Они… они слишком сильны, Зип, — упавшим голосом проговорил Куч.
— А… — Зип бессмысленно махнул рукой. — А… — И пошел прочь по улице.
Полицейские машины уже уехали. В квартале еще попадались патрульные, но большинство уже разошлись по своим делам. Улица черной полосой уходила вдаль. Движение автомобилей возобновилось.
— Господи, что за убогий день выдался, — пожаловался Зип и взглянул на Куча.
— Да, — согласился тот.
— У тебя… есть какие-нибудь идеи?
— Можно сходить в кино.
— Да, — вяло отозвался Зип.
— Или мяч погонять.
— Да…
— Можно сходить в бассейн поплавать.
— Да. Можно и поплавать.
Он резко отвернулся, потому что не хотел, чтобы Куч заметил, как предательски заблестели его глаза. Он не знал, почему плачет. Наверное, потому, что в самом сердце одного из крупнейших городов мира Зип вдруг почувствовал себя одиноким, совсем одиноким, и чудовищные размеры города и собственная нелогичность вдруг напугали его.
— Наверное… наверное, придумаем что-нибудь, — сказал он, засовывая руки в карманы.
И двое парнишек понуро побрели по улице, опустив головы.
Энди Паркер протопал мимо них в кафе. Взглянул на ребят, пожал плечами и зашел сказать «привет» своему другу Луису.
— Все еще дуешься на меня, Луис? — спросил он, словно это не давало ему покоя, словно его действительно волновало отношение к нему Луиса.
— Нет, Энди, — отозвался тот.
— Все на меня в обиде, — безо всякого выражения сказал Паркер. Помолчал. — Почему все на меня в обиде? — Снова помолчал. — Я делаю свою работу. — Он глянул на Луиса. — Прости, что накричал на тебя, Луис.
— Ничего.
— Мне жаль.
Он смотрел на Луиса. И потому, что Луис был человеком, и потому, что извинения не подлинны, пока они не проверены; пока кто-нибудь не бросит на твое «Мне жаль…» какую-нибудь простительную грубость вроде «Кого волнует, жаль тебе или нет? Хватит тут мне надоедать!», а ты не ответишь что-нибудь вроде «Что ж, мне действительно очень жаль…» или «Раз так, то катись к черту!», и путем подобного диалога не удостоверится в искренности извинений.
— Надо думать, прежде чем говорить, — сказал Луис, прищурившись. Он ждал, что ответит Паркер.
Тот согласно кивнул:
— Надо. Мне действительно очень жаль.
И опять молчание. Сказать друг другу им теперь было нечего. Возможно, им вообще нечего будет больше друг другу сказать. |