Надо было лечь спать в теплой постели, укутаться в одеяло и слушать дождь вместо того, чтобы лезть под него».
А теперь — совсем замечательно! — ложится туман, набегает клубами на землю, словно волны на берег. Туман сгустился и стал плотным, как эти вьющиеся плети, а шум дождя сделался похож на бормотание людских голосов.
Или там действительно кто-то бормочет? Причем на языке, который она, по идее, знать не должна, а тем не менее почти все понятно. Айона ускорила шаг, теперь ей не терпелось выбраться из этого леса — как вначале не терпелось войти в него.
Резко похолодало, так что стал виден пар изо рта. Теперь в голове зазвучали голоса: иди назад; иди назад.
Но упрямство пополам с возбуждением толкали ее вперед и вперед, пока она почти не припустила бегом по скользкой тропе.
И в конце концов выбралась на открытое место.
И снова дождь был всего лишь дождем, ветер — всего лишь ветром. Тропинка перешла в дорогу, по сторонам которой стояли дома, их было несколько, из труб вился дым. А за ними раскинулись прекрасные холмы, укрытые саваном тумана.
— Воображение разгулялось от недосыпа, — вслух сказала она себе.
Перед ней предстали заждавшиеся весны палисадники, машины, припаркованные на дорожной обочине либо на коротких подъездных дорожках.
Если верить бабулиной карте, оставалось совсем недалеко, так что она двинулась дальше, в уме считая дома.
По сравнению с другими этот дом стоял чуть в глубине от дороги и чуть в стороне от остальных домов, как будто ему требовалось больше воздуха. Приветливый на вид коттедж под соломенной крышей, с голубыми стенами и ярко-красной дверью как будто тоже сошел со страниц сказки — однако на маленькой подъездной дорожке примостился серебристый «мини». Дом изгибался под прямым углом с короткой и длинной частью, и остекленный фасад повторял этот изгиб. Даже сейчас, в разгар зимы, на крыльце стояли горшки с анютиными глазками, и их яркие мордочки были обращены кверху, словно в стремлении напоиться дождем.
На изгибе стекла была прикреплена старинная деревянная табличка. На ней были глубоко высечены какие-то буквы. Приглядевшись, Айона прочла: «Смуглая Ведьма».
— Нашла! — На мгновение Айона замерла и просто стояла под дождем, закрыв глаза. Каждое решение, принятое ею в последние полтора месяца — если не на протяжении всей жизни, — теперь воплотилось в этой находке.
Она еще не решила, идти ли ей к короткой части изгиба, где, по словам бабули, должна была быть мастерская, или же — ко входной двери. Но подойдя ближе, она заметила на стекле отблеск света. Еще ближе — и она различила полки, уставленные флаконами разных цветов, и ярких, и приглушенных, и связки сушеных растений. Ступки с пестиками, плошки и… котлы?
Один из котлов кипел на плите, и над ним вился пар, а какая-то женщина стояла возле стола и что-то перетирала.
Первым ощущением Айоны была зависть: как это некоторым женщинам удается так выглядеть безо всяких усилий? Пучок так прелестно разлохматившихся темных волос, кожа, порозовевшая от работы и пара… Тонкая кость, гарантирующая красоту от рождения до смерти, выразительная лепка губ, слегка изогнувшихся в удовлетворенной улыбке…
Интересно, чего тут больше — наследственности или колдовства? Правда, у некоторых это одно и то же.
Айона собралась с духом и, отбросив зонт, потянулась к ручке двери.
Не успела она коснуться ее, как женщина обернулась. Улыбка стала шире, словно незнакомую гостью приглашали войти, так что Айона распахнула дверь и шагнула в дом.
И улыбка на лице хозяйки погасла. Дымчато-серые глаза так пристально остановились на ней, что Айона замерла на месте, едва переступив порог.
— Можно мне войти?
— Уже вошли. |