Они посмотрели в глаза друг другу, почти физически ощущая, что парят на грани между сияющим счастьем и беспросветным несчастьем.
— Я люблю тебя… — начал Хантер, но она перебила:
— Не говори этого!
— Почему? — испугался он.
— Потому что это только слова и сами по себе они ничего не значат. Лучше ответь, хочешь ли ты поделиться со мной всем, что у тебя в душе? Могу ли я быть уверена, что однажды ты снова не вычеркнешь меня из своей жизни на несколько месяцев? Что, если тебе снова покажется, что ты недостаточно хорош для меня?
— Ты считаешь, что я расстался с тобой охотно?
— Даже если нет, все равно это случилось, Хантер. Теперь это наше общее прошлое.
— Прости.
Эта мольба о прощении не понравилась Сэйбл. Она любила его гордым и сильным и сейчас охотно ущипнула бы, чтобы показать, что не нуждается в выяснении отношений.
— Мне знаком этот взгляд! — усмехнулся Хантер. — Боюсь, Сэйбл, тебе придется признать, что я был тогда глуп. Я жаждал вернуться домой, потому что верил, что это решит все. И — можешь себе представить — вернуться оказалось недостаточно.
— Да ну? — воскликнула она с иронией.
— Это так, черт возьми! Только я должен был убедиться в этом сам, на своем опыте, потому что упрям, как всякий шотландец.
— О, да! И это не единственный твой недостаток. Ты чертыхаешься по поводу и без повода.
— А ты впредь строго указывай мне на это. Лет через десять я, может, и перестану. — Сэйбл остановилась посреди танцевального па, не обращая внимания на окружающих, и Хантер снова наклонился к ее уху:
— Я, конечно, потерял право задавать вопросы…
— А ты попробуй задать какой-нибудь. Может быть, я и отвечу. Ну, что именно тебя интересует?
— Ты все еще любишь меня?
— М-м… — начала Сэйбл, но когда лицо Хантера стремительно потемнело, сказала с глубочайшей убежденностью:
— Конечно, люблю!
— Значит ли это, что ты выйдешь за меня замуж?
— Конечно, выйду! — Она прижалась к его груди теснее, чем позволяли приличия, в этот момент чувствуя себя восхитительно безрассудной. — Но только если ты поцелуешь меня!
— Как? — преувеличенно удивился Хантер. — Прямо здесь? На виду у гостей? А как же твоя чопорность?
— Если ты не поторопишься, — прошипела Сэйбл, хватая его за полы куртки, — то я покажу тебе «чопорность», сама набросившись на тебя с поцелуями!
— Господи Иисусе! Вымани женщину в леса на пару недель — и придется потом укрощать ее, как необъезженную лошадь!
— Вот ужас-то, правда?
Окончательно развеселившись, Хантер прижал ее к себе так, что дама из ближайшей пары издала шокированный писк. Не обращая на это внимания, он склонился к губам Сэйбл. Еще несколько возгласов донеслось с разных сторон. Ахали в основном престарелые леди. Девушки на выданье смотрели, блестя глазами от восторга, замужние дамы с завистью перешептывались, мужчины поглядывали, скрывая улыбки одобрения. Впервые кто-то осмелился целоваться на виду у всех с таким пылом.
Генерал Кавано решил, что настал момент для объяснения, и пересек залу с притворно негодующим видом.
— Надеюсь, Мак-Кракен, вы отдаете себе отчет, что означает подобное поведение на глазах у всех присутствующих?
— Это означает, что я люблю вашу дочь, Ричард, — ответил Хантер, отстраняясь.
Его звучный голос был прекрасно слышен в каждом уголке залы, тем более что музыка вновь умолкла — оркестранты снова тянули шеи поверх голов гостей. |