— Со мной все в порядке. — Она вытащила из переполненного ящика нижнее белье и принялась его надевать. — Такая уж комплекция.

— Ерунда. У тебя все ребра видны. Ты ешь, как воробушек. Даже Шон это заметил, хотя ты знаешь, до чего он не наблюдателен.

Каролина натянула колготки.

— И цвет лица у тебя очень бледный. Я заметила это сейчас, когда вошла. Возможно, тебе стоит попить железо.

— А от него зубы не чернеют?

— О господи, где ты наслушалась таких бредней?

— Может быть, это связано со свадьбой. Пришлось написать сто сорок три благодарственных письма.

— Не будь такой черствой… Кстати, звонила Роза Кинтайр, спрашивала, что тебе подарить. Я предложила те бокалы, которые ты видела на Слоун-стрит, помнишь, с выгравированными инициалами. А что ты собираешься сегодня надеть?

Каролина открыла гардероб и вытащила первое попавшееся платье, оно оказалось черным бархатным.

— Это?

— Да, я его очень люблю. Но к нему нужны темные колготки.

Каролина повесила его обратно и вытащила следующее.

— Тогда это?

Это, к счастью, было платье в восточном стиле, а не брючный костюм.

— Да. Очаровательное. К нему подойдут золотые серьги кольцами.

— Я свои потеряла.

— О, только не те, что тебе подарил Хью!

— Ну, не потеряла, а куда-то задевала. Я их куда-то положила и не могу найти. Не переживай. — Она набросила на голову бирюзовый шелк, мягкий словно пух. — Серьги кольцами на мне не смотрятся, по крайней мере, без соответствующей укладки.

Она принялась расстегивать крохотные пуговицы.

— А что Джоди? Где он будет ужинать?

— С Кэти на первом этаже. Я сказала, что он может к нам присоединиться, но он хочет посмотреть вестерн по телевизору.

Каролина распустила волосы и гладко их расчесала.

— Он сейчас там?

— Наверное.

Каролина беспорядочно побрызгала себя первыми попавшимися под руку духами.

— Если ты не возражаешь, я сначала спущусь вниз и пожелаю ему спокойной ночи.

— Только не задерживайся. Ландстромы будут здесь минут через десять.

— Хорошо.

Они вместе спустились вниз. Когда они выходили в холл, отворилась дверь гостиной и оттуда появился Шон Карпентер, державший в руках красный кувшин для льда в форме яблока с золотым стебельком, который образовывал ручку на крышке. Он посмотрел вверх и заметил их.

— Лед закончился, — пояснил он и осекся, словно комик, разыгрывающий запоздалое изумление при их появлении. Он неподвижно застыл посреди холла, глядя, как они спускаются. — Ну разве вы не прекрасны? Какая пара великолепных женщин!

Шон был мужем Дианы, а Каролине он приходился… Она называла его по-разному. Иногда говорила «муж моей мачехи». Иногда — «мой дважды-отчим». Иногда — просто «Шон».

Они с Дианой были женаты три года, но он любил говорить, что знал ее и восхищался ею куда дольше.

«Я знал ее с давних пор, — говаривал он, — думал, что у меня все схвачено, и тут она отправилась в Грецию, чтобы приобрести там на островах недвижимость, а затем я получил от нее письмо, в котором она сообщала, что познакомилась и вышла замуж за этого архитектора, Джеральда Клиберна. Ни гроша за душой, дети от прежнего брака и адская богема. Я был просто потрясен».

Как бы там ни было, он оставался верен ее памяти и, будучи от природы успешным человеком, приобрел успех и в роли профессионального холостяка — зрелого, утонченного человека, которого наперебой приглашали хозяйки лондонских аристократических домов и чей календарь встреч был заполнен на месяцы вперед.