Ему представилось, что они подошли к концу пути. Что у них не осталось важных дел, и день, наверное, не принесет больше сюрпризов. Но он ошибался. Потому что не успел Джоди направиться к бармену за колой, как на улице послышался шум подъезжавшей машины, которая вскоре остановилась у дверей отеля. Хлопнули дверцы, послышался гул голосов, шаги, и в следующую секунду полупрозрачная парадная дверь открылась, и в холл вошла невысокая седая дама в очень элегантном розово-белом костюме и блестящих туфлях из крокодиловой кожи. За ней шел молодой человек, обвешанный клетчатыми чемоданами; он был вынужден открыть дверь ногой, поскольку у него не осталось свободных рук. Он был высоким и светлым, с длинными волосами, а в чертах его лица с высокими выступающими скулами и широким изогнутым ртом странным образом проступало что-то славянское. На нем были светло-голубые вельветовые брюки и длинное ворсистое пальто. Оливер смотрел, как он отнес чемоданы к приемной стойке, свалил их на пол и протянул руку, чтобы позвонить.

Но позвонить он не успел. Потому что как раз в этот момент Джоди отошел от барной стойки. Дальше все происходило, как в стоп-кадре. Их взгляды встретились, и они оба застыли неподвижно, уставившись друг на друга. А потом, словно опять с жужжанием закрутилась пленка, фильм сдвинулся с мертвой точки. Молодой человек заорал: «Джоди!» во весь свой неслабый голос, и прежде, чем кто-либо успел произнести хоть слово, Джоди пулей метнулся через холл в объятия брата.

В тот вечер они все отправились в усадьбу Кейрни. А на следующий день Оливер оставил братьев одних и поехал на своей машине в Эдинбург встречать Диану Карпентер, прилетевшую лондонским рейсом. Он стоял в зале прилета аэропорта Турнхаус, окруженном стеклянными стенами, и разглядывал спускавшихся по трапу пассажиров. Стоило Диане появиться, как он сразу понял, что это она. Высокая, стройная, в свободном твидовом пальто с маленьким норковым воротником. Когда она пересекла летное поле, он вышел вперед, чтобы ее встретить. Он заметил складку меж ее бровями и выражение тревоги на лице. Она вошла через стеклянные двери, и он произнес:

— Диана.

У нее были очень голубые глаза и светлые волосы, собранные на затылке в тугой узел. На ее лице тут же отразилось облегчение и тревожное выражение пропало.

— Вы — Оливер Кейрни.

Они обменялись рукопожатием, а потом, повинуясь какому-то неясному, но, несомненно, доброму инстинкту, он ее поцеловал.

— Каролина? — сразу спросила она.

Я навещал ее сегодня утром. С ней все в порядке. Она скоро поправится.

Накануне вечером он поведал ей обо всем по телефону. Теперь, направляясь на север по мосту через залив Фёрт-оф-Форт, он рассказывал ей про Ангуса.

Он приехал вчера вечером, как и собирался. Вместе с американкой, которую он возил по горным районам Шотландии. Джоди увидел его почти сразу, как только он вошел в отель. Это, конечно, была потрясающая встреча.

— Замечательно, что они вообще узнали друг друга. Они не виделись уйму лет.

— Джоди обожает Ангуса.

— Теперь я это поняла, — сказала Диана вполголоса.

— А прежде вы об этом не знали? — он старался, чтобы в его интонации не прозвучал упрек.

— Сложно… Это было сложно, поскольку я была мачехой. Ты не можешь быть матерью, но стараешься быть больше, чем другом. А они были непохожи на других детей. Они росли сами по себе, носились, где хотели, бегали босые и пользовались полнейшей свободой. Пока их отец был жив, это было нормально, но после его смерти ситуация изменилась.

— Могу это понять.

— Сомневаюсь. Это было подобно хождению по лезвию бритвы: я не хотела подавлять в них естественные инстинкты и в то же время должна была дать им прочную основу для дальнейшей самостоятельной жизни.