Он отправил Фиону в лес собирать хворост, пока он не намок от снега, на тот случай если потребуется развести костер. Дункан велел сложить его в углу повозки под парусиновым тентом. Его удивило и обрадовало то, что Фиона не спорила. Только высказала свое мнение относительно глупого поручения, которое ей дали лишь для того, чтобы не путалась под ногами, пока он чинит колесо. А затем охотно отправилась исполнять это поручение.

Фиона не ошибалась. Насадить зубья на колесо трудно, особенно если одна рука не слушается. И у него на это ушло больше времени, чем бы потребовалось здоровому человеку. В результате леди забила повозку всем хворостом, какой только нашла, не заходя слишком далеко в лес, а теперь сидела на камне под ветвями огромной шотландской сосны.

Из своего положения — а Дункан лежал на спине под повозкой, вставляя в колесо запасную спицу, — ему была видна только пара невысоких сапожек, обхватывавших очень красивые ножки в толстых шерстяных чулках. А выше ножки прятались под грязным подолом платья и накидки.

Фиона сидела, обхватив руками притянутые к груди колени и положив на них подбородок. Наблюдая за его работой, она щебетала о чем-то связанным с балом в Лондоне. Дункан не мог следить за ее рассказом, поскольку его внимание распределялось между работой и парой очаровательных ножек, выглядывавших из-под юбок.

Он мог бы провести так весь день, поглядывая на эти ножки, но Фиона неожиданно кивнула, привлекая его внимание:

— Как я сказала, я никогда не была на настоящем балу до бала в Глостере.

Дункан не имел представления, что ему следовало ответить на это, и только что-то пробормотал. Он лег так, что колесо оказалось зажатым между его телом и покалеченной рукой и не двигалось. А здоровой рукой он вставлял запасную спицу в пазы в колесе.

Фиона встала и снова начала расхаживать вокруг повозки, отгребая ногой снег, которого, к счастью, пока скопилось немного.

— А я-то думала, что в Лондоне все будет по-другому, — говорила Фиона. — Я думала, все общество будет другим, но оно оказалось удивительно похожим на общество в Шотландии, то есть таким, как здесь.

Дункан не мог понять, чем Северное нагорье похоже на Лондон. Ее сапожки прошагали мимо его лица, резко развернулись и пошли обратно.

— Я искренне верила, что найду в Лондоне просвещенное общество, — продолжала она, размахивая рукой. — Но обнаружила, что там можно найти как добрые души, так и бездушные и грубые, как у лорда Блэквуда.

И вот опять ее презрение к тому человеку, которым он раньше был.

Ножки остановились. Фиона неожиданно присела рядом.

— Я не хочу умалять достоинства вашего лорда, если он все еще остается вашим лэрдом. И его не застрелили на дуэли или не унизили как-то иначе.

— Вы презираете его? — резко спросил Дункан.

Фиона высоко подняла изящную бровь.

— Я не это хотела сказать. Я только предположила, что у него возникли неприятности.

Дункан бросил на нее такой взгляд, который, как он надеялся, положит конец этому разговору, но девица была храброй. Или забывчивой. Вместо того чтобы вежливо смутиться, что ей следовало сделать, она улыбнулась, как бы жалея его лэрда.

— Простите меня, если я оскорбила вас, — сладким голоском сказала она. — Но, возможно, вы не знаете вашего лэрда так хорошо, как знаю его я.

— Вы его знали раньше? — спросил Дункан, ударяя по спице ладонью. Удар, похоже, оказался слишком сильный, и спица не вошла в паз. Дункан пробормотал что-то неразборчивое и начал всю работу заново.

— Знала, — сказала Фиона.