Изменить размер шрифта - +
Дежурный подождал, пока исчезнут в снегу огни последнего вагона, и, согнувшись, пошел в здание вокзала.

— Порядок, — сказал милиционер и затрусил вслед за дежурным.

Левашов, не раздеваясь, втиснулся в холодный угол купе, закрыл глаза и попытался еще раз представить себе события, которые произошли этим вечером и втиснули его в вагон несущегося сквозь тайфун поезда…

Итак, их было трое. Они вошли в центральный гастроном за пятнадцать минут до закрытия. Вошли и тут же затерялись среди покупателей. Нетрудно себе представить, как эти трое слонялись среди озабоченных людей, как становились в очереди и снова уходили, бродили из отдела в отдел, конечно же, ничего не покупая. Настороженно следили они за каждым выходящим человеком, за работой продавцов и кассиров — не вооружены ли те, не установлена ли в магазине какая-то хитрая сигнализация. А тем временем в магазине становилось все просторнее. Центральные двери, выходящие на проспект, были закрыты, и людей выпускали через подсобное помещение.

И вот наконец остаются в магазине эти трое. Левашов, кажется, видел даже их темные фигуры, слышал, как они невпопад отвечают поторапливающим их продавцам, как, уставившись в витрины, косят глазами в стороны, еще и еще раз проверяя — не остались ли в зале покупатели. А потом наступил момент, когда они решились. Уж больно хорошо все складывалось: двери на проспект наглухо закрыты, громадные витринные стекла заметены почти до самого верха, а инкассатор будет минут через двадцать…

Трое подошли сразу к трем кассам магазина — по одному на кассу. Вид пистолета, напряженный взгляд человека, готового на все, неожиданность самого нападения парализовали девчонок. Потом трое прошли в кабинет директора, где дневная выручка готовилась для сдачи инкассатору. Весь небольшой письменный стол был завален деньгами. Большинство продавцов остались в торговом зале, и преступники предусмотрительно закрыли дверь на ключ, благо он торчал в дверях. Только директор, пожилая худенькая женщина, решилась оказать сопротивление. С улицы выстрела никто не слышал.

Самое, может быть, удивительное было в том, что грабители за это время не произнесли ни одного слова. Они все делали молча. Молча угрожали, молча сгребали деньги, а когда директор повисла на руке одного из них, тот молча выстрелил. Потом грабители перерезали телефонный провод и вышли. Снаружи они подперли двери пустыми ящиками и через секунду растворились в снегопаде. Ни следов, ни их самих. Удачное время, ничего не скажешь.

Теперь этот разговор, который слышала продавец кондитерского отдела, когда преступники ожидали закрытия магазина. Чем-то они обратили на себя внимание девушки, и, когда подошли к кассам, она вспомнила, что это те самые, которые стояли несколько минут назад у ее прилавка. И вспомнила те немногие слова, которыми они обменялись. «Смотри, осталось ровно два часа», — сказал один из них, показывая на настенные часы. «Да», — подтвердил второй. «Успеет», — добавил третий.

Часы показывали девятнадцать сорок пять. А поезд на Тымовское отходит в двадцать один сорок пять. Можно ли допустить, что речь шла именно о времени отхода поезда? Куда еще можно было опоздать, если аэропорт закрыт, автомобильные дороги заметены, порт парализован? Нет, остается только вокзал.

И еще одно… Один из них сказал слово «успеет». Значит, речь шла о ком-то, кто в ограблении участия не принимал, но на помощь которого они рассчитывали. Выходит, сами они скорее всего остались в городе. А в поезде, разумеется, должен ехать человек, не вызывающий никаких подозрений.

Левашов зябко поежился, вздохнул и вышел в коридор. Пора было что-то предпринимать.

 

Поезд выбился из графика с самого начала. Снежные заносы не позволяли набрать скорость, состав шел медленно, и даже в вагонах, казалось, слышался скрип снега под колесами.

Быстрый переход