Я думала, просто тебе так нравится.
Он покачал головой, придерживая рукой волосы, чтобы ветром их не бросило ему в лицо.
— Подчинив себе группу оборотней, Химера дальше действовал пыткой или угрозой пытки, чтобы держать её в руках. Если глава группы мог выдержать пытку, он пытал тех, кто послабее. Использовал их страдания, чтобы держать альф.
Он замолчал так надолго, что я сочла необходимым что-нибудь ответить.
— Я знаю, что он был гад и садист. Я помню, что он делал с Джиной и Вайолет, чтобы вас с Мерлем держать в руках.
— Ты далеко не все знаешь, — сказал он, глядя куда-то далеко. Он вспоминал, и воспоминания эти не были приятными.
Я не хотела поднимать этот вопрос. Честное слово, не хотела.
— Мика, я не хотела…
— Нет, ты хотела знать. И ты имеешь право узнать. — Он вздохнул так глубоко, что у него плечи задрожали. — Одной из любимых его пыток было групповое изнасилование. Тех, кто не участвовал, он заставлял отращивать длинные волосы. Говорил, что кто ведёт себя как баба, и выглядеть должен как баба.
Мне хватило секунды, чтобы понять.
— Во всем парде только у тебя и Мерля длинные волосы.
Он кивнул.
— Я думаю, Калеб получал от этого удовольствие, а Ной… ну… — он пожал плечами. — Мы все делали то, что нам не нравится, лишь бы остаться в живых. И невредимых.
Моё мнение о Калебе не могло стать хуже, но о Ное — могло. Я не хотела говорить этого вслух, но Мика и не ждал от меня слов. Рассказ начался, и он его теперь закончит, хочу я слышать или нет. Это была только моя вина, черт меня побери, и я стала слушать, предложив Мике все, что сейчас могла — своё внимание. Не ужас и не жалость, всего лишь внимание. Ужас был бы излишним, а жалости никто не любит.
— Ты говорила с Химерой, и не с одним из его лиц. Ты знаешь, как его раздирали противоречия.
Я кивнула и сказала:
— Да.
— Наполовину он был свирепым самцом, и насиловал женщин. На другую половину — геем, и эти половины друг друга ненавидели.
Химера придал понятию «раздвоение личности» совершенно новый смысл, потому что у каждой новой личности была отдельная физическая форма. Пока я его не видела, я бы сказала, что это невозможно.
— Я помню. Он хотел, чтобы я стала его подругой, и при этом его искренне воротило от женщин.
— Вот именно, — кивнул Мика.
Я почти боялась того, что он сейчас скажет, но начала-то я. И если он может рассказывать, то я уж как-нибудь могу выслушать. До конца.
— Он насиловал не только женщин, — продолжал Мика, — но интересно, что мужчину он мог изнасиловать, только если тот уже был геем. Как будто он хотел использовать только тот секс, который мог быть жертве приятен. — Мика хотел пожать плечами, но плечи только вздрогнули, как будто его передёрнуло. — Я этого не понимал, но был рад, что меня в его списке не было.
Его передёрнуло снова.
— Хочешь мою куртку? — спросила я.
Он слегка улыбнулся:
— Это не тот холод.
Я потянулась к нему рукой, и он шагнул назад.
— Нет, Анита, дай мне договорить. Если ты до меня дотронешься, я отвлекусь.
Я хотела сказать: «Давай я дотронусь, давай ты отвлечёшься», — но не сказала. А сделала то, что он просил. Сама виновата. Держала бы язык за зубами, мы бы сейчас танцевали вместо того, чтобы… когда я научусь не ворошить то, чего ворошить не надо? Никогда, наверное. |