Милая девушка отдалась Виталию Алексеевичу уже после второй «случайной» встречи. Прямо на рабочем столе. Такого оргазма майор не испытывал уже давно. Чувство удовлетворенности сменилось разочарованием через два часа, когда продышавшийся после финиша Виталий Алексеевич пришел в себя. Со стола пропали те самые документы. И с той поры он не видел ни документов, ни милой девушки. Так начиналась история Великого Шантажа. Остальное, мол, я знаю.
Мне стало грустно. Табанцев только что оскорбил мой разум. Я нажал кнопку и тут же ее отпустил. Приближение пищи на двадцать сантиметров привело гиен в восторг.
— Виталий Алексеевич, — вздохнул я, — вы только прихериваетесь под придурка или у вас на самом деле не все дома? Зачем вы мне поведали эту историю? Я ее знаю от начала до конца. Мне нужно не это. Я вас сейчас еще немножко опущу, чтобы освежить память.
И я поднес указательный палец к кнопке. Табанцев взревел, а Юнг что-то замычал. Для него как для продолжателя дела Тена рассказанная история имела особое значение. Он имел свою версию. Меня лишь интересовало, относительно чего. Поэтому я наклонился и наполовину отлепил скотч. Если прозвучит хоть одно слово по-корейски, я ему залеплю не только рот, но и глаза.
— Не будьте глупцом, господин капитан… — Юнг смотрел куда-то в пол и переводил дыхание. — Ваш друг сейчас умрет. Ему нужна помощь.
Дима уснул. Он сидел в углу балкона, и мертвенная бледность его лица обещала самое страшное. Повязка ослабла, кровь пропитала его брючину от бедра до середины голени. Я не знал, что мне делать. Вот сейчас я точно не знал, как мне поступить. Выход в коридор с ним на спине означал верную смерть. Если я буду его нести и контролировать Юнга, то остальное я просто оставлю без внимания.
— Предлагаю сделку, — Юнг поднял на меня свой взгляд. — Сейчас я вызову своего врача, если он, конечно, не скормлен вами гиенам. И вы отпускаете меня. С условиями свободы я ознакомился, когда вы предлагали ее майору. В отличие от него, такие условия меня устраивают.
— Я отпущу вас не раньше, чем Верховцев начнет говорить.
— Верховцев? — кореец улыбнулся краем рта. — Хорошая фамилия. Многообещающая. Я согласен.
Громкий гортанный крик, и через минуту дверь на балкон отворилась.
— Проходи побыстрее! — поторопил я лекаря. — И без поклонов. Делай все быстро. Господин Юнг, если с полицейским что-нибудь произойдет… Ну, остановка сердца, например, после укола или что-нибудь другое, я перестреляю вас всех как собак. Я хорошо объяснил?
Юнг снова улыбнулся.
— Для того чтобы полицейский был мертв, мне нужно было просто посидеть на полу еще пять минут. Молча. Потом бы вы винили не меня, а себя.
Лекарь шаманил около Верховцева, а я думал, что делать дальше. Мешал этому процессу все тот же доктор. После укола в вену он стал втыкать в Дмитрия иголки и нажимать на точки под челюстью, на висках, на затылке. Чудо свершилось уже через несколько минут. На лице оперативника появился розоватый оттенок, он задышал глубже, но открывать глаза не торопился. Лекарь что-то ляпнул господину, а тот перевел мне:
— Он не умрет, но ему нужен покой. Будет лучше его не трогать.
Он вопросительно уставился на меня. Что, собрался уходить?
— Вы обещали предоставить мне свободу. В отличие от вас, обещаю не причинять вам неприятности в дальнейшем. Даже дураку понятно, что мне нужно отсюда убираться. Вы ведь наверняка оставили про запас какую-нибудь гадость?
Пришлось напомнить условия. Я обещал отпустить корейца не по приходе доктора, а тогда, когда Верховцев заговорит. После этого я сразу заклеил Юнгу рот. Вытолкав лекаря в коридор, шепнул:
— Если ты отсюда свалишь, пристрелю босса. |