Я сидел и выслушивал все новости с унылым видом. Все, о чем говорили парни, безусловно, интересно, но на данный момент эта информация мне нужна постольку, поскольку мне нужно было раскрыть убийство лидера организованной преступной группировки. И еще — нападение на Лешку. А из всего услышанного я пока не уловил ничего, что имело бы к интересующим меня событиям хоть какое-нибудь отношение. И тут я услышал…

— А еще я с одним гавриком перетолковал, что около крутых тачек трется, — проговорил один из курсантов, скромно покуривая сигарету. — На вид — не при деле, а повадки как у вокзального вора. Пару раз его вызывали в здание администрации, из чего можно заключить, что он один из поверенных у корейцев. Ближний круг, так сказать. И на рынке его знают многие. Цент у него погоняло. Так вот, он «Мерседес» мне все втюхивал.

Парень, несмотря на то что был выпускником школы полиции, а не МГИМО, одевался по возможностям родителей студента именно последнего вуза. Ему запросто можно было предлагать «Мерседес», и на кого он был похож менее всего, так это на мента. Мне, например, на рынке разве что удочку предложат.

Цент, Цент… Почему — Цент? Не Бакс, не Грин. Именно Цент. А что такое — цент? Это разменная монета. Доллар состоит из ста центов. В группировке Тена сто человек… И что, все Центы, что ли?! Да ну, ерунда какая!..

В работе сыскаря иногда бывает момент, когда от отсутствия данных он начинает фантазировать и посредством своей необузданной фантазии заходит очень далеко. Угадать по кличке фамилию — один шанс из ста, если, конечно, кличка не производная от нее. Пока курсанты продолжали доклад, который, по моему разумению, можно было сделать за пять минут, я напрягал теперь уже ту часть мозга, которая отвечает за логику. Я прекрасно знал себя, и мне было известно, что эта навязчивая мысль — установление фамилии барахолочного Цента — не отступит от меня, пока я не упрусь в стену либо в дверь. Лучше, конечно, — в дверь, потому что в противном случае я начну сначала. Такова уж моя суть, от которой я страдаю сам.

— А еще к нему баба приходила… — пронеслось сквозь мои мысли.

— Как она выглядела? Какая баба? — первый вопрос был мой, второй — Обрезанова.

Прозвучало это одновременно и резко, курсант даже осекся, не успев продолжить фразу.

— Ну, девушка. Лет двадцать пять, в норковой шапке такой… — курсант обеими руками показал на себе «уши спаниеля». — Полушубок лохматый такой… — ребро его ладони легло на колено.

Да, с обучением способности описания человека в школе полиции явный пробел. Я решил помочь.

— Короткий полушубок из чернобурки? Из-под шапки пробиваются белые пряди волос? Слева во рту коронка из фарфора? Глаза серые, большие и такие красивые, что в них хочется раствориться?

Наш сухопутный юнга опешил.

— Точно… Зуб я сразу приметил. Белее остальных. И глаза… Серые глаза.

Я облегченно выдохнул:

— Ты не слышал, о чем она говорила с Центом?

— Я рядом стоял. Она как раз подошла в тот момент, когда он предлагал мне опробовать «мерина» на дороге. Только в их разговоре я не услышал ничего важного. Он спросил, как дела, а она ответила, что дела плохо. Мол, оставила ключ, а забрать его теперь уже невозможно.

— А Цент?

— Цент сказал, что если она не вернет ключ, то их поездка отменяется, потому что жить с пустыми карманами можно с тем же успехом и здесь. Все. Дама заверила, что ключ вернет, на том они и распрощались.

Вот тебе и «ничего важного»! Юный коп, не увидев главного в разговоре, сразу заявляет: «Ничего важного».