Изменить размер шрифта - +
Очень важно, дорогой ты мой! Это очень важно, и спасибо тебе большое за то, что мерз сегодня целый день на этом проклятом рынке! За то только, что ты Ольгу Кореневу там живой увидел да разговор ее с Центом послушал!

Когда курсанты, воодушевленные благодарственным звонком в школу, вышли из кабинета, Обрезанов расслабился и скинул с себя начальственный вид.

— Что ты об этом думаешь?

— Коренева жива. Ключ у меня в кармане. В квартиру на улицу Стофато поставь засаду. Я пошел есть торт и запивать его чаем. Это все, о чем я сейчас думаю.

Я врал. Думал сейчас я не об этом. Сжимая в руке ежедневник, я почти бегом двигался по коридору к своему кабинету. От того, что сейчас написано на одном из листков, упавших на пол с моего стола, зависело очень многое.

«Алтынов. Бобылево».

Лист замер в моей руке.

Что такое «цент»? Это «копейка» по-русски! А как «монета в три копейки» по-старорусски? Алтын! Но очень часто слово «алтын» в разговоре употребляется просто как «копейка»!

Цент… это Алтынов? То есть тот человек, который находился в санатории «Бобылево» в те дни, когда из города исчезала Коренева? Если верить записке, то красивая особа провела там не самые счастливые дни в своей жизни. Писал ли Цент то письмо?

Не закрывая дверь, я выбежал из кабинета и, перепрыгивая через три ступени, помчался вниз по лестнице. О счастье! Наши курсанты, обсуждая первый день практики, курили на крыльце. Я подошел к тому, в ком Цент увидел способного купить «Мерседес».

— Ваня, работа продолжается. А ты как думал?..

Глядя вслед удаляющейся гоп-компании, я понял, что эта четверка мушкетеров сделает все. Даже если это невозможно. В первый раз всегда кажется, что ты готов заниматься поиском всю жизнь. Пройдет семь-восемь лет, и когда в тридцать с небольшим заноет простуженная поясница, научишься вести розыск людей по телефону. Или — раскрывать кражи, не выходя из кабинета. Это не от лени. Это — от мастерства. А пока молодость не предполагает возраст, можно и вот так, с незамотанным на шее шарфом, уходить в начинающий сереть город. Мимо будут идти люди, и ни один из них не оглянется, глядя с уважением тебе вслед. Потому что ни один из них не знает, куда ты идешь и зачем.

 

* * *

Когда я подходил к этой двери, у меня перехватило дыхание. Я не ослышался, когда она говорила о чае с тортом? Уже протянув к звонку руку, отдернул ее, как от оголенного провода. А если Настя бросила это просто так, как это делается в большинстве случаев при прощании навсегда, — «заходи на торт»?

Черт… У меня выступила испарина. Сейчас у нее сидит мужик, пьет чай. Я позвоню в дверь, он откроет, жуя, подтянет трико и удивленно спросит:

— Вы к кому?

Испарина превратилась в пот. Вот будет номер! Навязчивый, потерявший совесть мент. Настя посмотрит на меня как на идиота и скажет мужику, жующему торт: «Федя, познакомься, это капитан Загорский из уголовного розыска». Федя враз станет похожим на быка в брачный сезон и начнет теснить меня рогами к выходу.

Пойду-ка я лучше в отдел… Я не мужика боюсь, а срама от своей наивности.

Не успев сделать и шага вниз по лестнице, я остановился. «Загорский, с каких это пор ты стал подгоняться, как юнец?» Облокотившись на перила, я сдернул с головы шапочку и полез за сигаретами. Если попаду в пикантную ситуацию, будет стыдно. Я вообще стыдливый, как девица. Но если именно сейчас не нажму на этот проклятый звонок, я буду потом страдать до тех пор, пока снова не увижу Настю.

Вот те и раз, выговорился…

— Молодой человек, — раздалось сверху, — вы что, не слышите меня? Вы к кому?

Фантасмагория булгаковская какая-то.

Быстрый переход