После экскурсии по дому старичок провел Настю по длинному подземному коридору, украшенному восточными этюдами, и вскоре они снова поднялись наверх.
— Последний раз я была в зоопарке год назад, — глаза Насти светились восхищением. — Но этот зоопарк, кажется, больше!
Около трех десятков гиен семенили по огромному вольеру. На глазах девушки старичок приказал слугам покормить гиен.
— Они уже три дня ничего не ели, — объяснил он.
— Это, конечно, неприятно, но это — природа, — сказала Настя. — Я впервые в жизни увидела, как гиены разрывают свои жертвы и глотают с костями. Я врач, и только поэтому, наверное, мне не стало плохо… Зачем ты попросил показать мне это?
— Вот гады! — вырвалось у Верховцева.
Я остановил его взглядом и извиняющимся тоном обратился к девушке:
— Настя, я не знал, что он будет показывать тебе гиен! Я думал, он ограничится чебурашками в большой зале. Прости.
— Я увезу Настю домой! — решительно прервал разговор Ваня и соскочил с подоконника.
— Настя, я просил старичка передать мне кое-что. Ты привезла?
— Ах да! — спохватилась она и сунула руку в карман шубки. — Вот этот телефон.
Когда под окном заурчал двигатель «Лексуса», я нашел в трубке единственное, что там было, — аудиофайл.
Говорил, понятно, не Юнг. Он не идиот, чтобы отдавать мне в руки вещественное доказательство. Мямлил какой-то славянин, делая паузы в совершенно не свойственных для речи местах. Сомнений, что он читает с листа текст, не было. Имен, других данных, определяющих принадлежность пленки к кому-либо, не звучало. Использование записи при проведении официальных оперативно-разыскных мероприятий и приобщение ее к материалам уголовного дела стало бы бессмысленным занятием. Содержание монолога предназначалось исключительно для меня, и понимал его лишь я один. В течение тридцати четырех секунд мне было разъяснено, что необдуманные действия приводят к печальным последствиям. Из-за моей глупости известные мне люди претерпели ущерб около восьмисот тысяч настоящих долларов. Я нарушил пакт о ненападении, чем вызвал военные действия между договаривающейся стороной и третьими лицами. Это может полностью дестабилизировать ситуацию в городе и подорвать авторитет как представителей деловых кругов, так и представителей власти. Чтобы не портить жизнь молодому полицейскому (мне), его простили, но он снова полез не в свои дела. И что в результате? Беда не приходит одна. Его то машина сбивает по его же неосмотрительности, то уголовное дело в отношении него едва не завелось. А что будет дальше? При таком-то отношении к жизни…
На этом глубоком вопросе, возвещающем мне геенну огненную, запись и закончилась. Диктора, очевидно, повели кормить гиен. Я уже выключил было телефон, как…
Быстро включил и регулятор громкости до максимума.
«…из-за не до конца продуманных поступков известные люди понесли убытки в размере более восьмисот тысяч долларов. Нарушение собственных обещаний — худшая из сторон сотрудника. В результате…»
— Что ты сейчас услышал? — отключив воспроизведение, я резко повернулся к Верховцеву.
Тот пожал плечами:
— Ты опустил Юнга почти на лимон баксов.
— Не вдумывайся в содержание! Услышь форму!
Я снова отмотал запись назад.
Верховцев сидел и молча смотрел на магнитофон. Признаваться в том, что он тупой, ему, по всей видимости, не хотелось.
Когда я промотал этот участок в третий раз, лицо Дмитрия озарила догадка.
— «Сотрудника»! Не «сотрудника полиции», а именно — сотрудника! Это же полицейский говорит!
— Или полицейский текст составлял, — согласился я. |