Есть! Я знал, что появится ниточка, за которую можно будет дернуть и размотать весь клубок. Но я не думал, что удача улыбнется в самом главном!

Передо мной лежали три заключения. Четвертое, подложное, хранил в своем тощем, как ученическая тетрадь, уголовном деле Вязьмин. Именно из-за этого заключения никто не мог хотя бы мысленно воссоединить в единое производство уголовные дела по фактам убийства Тена и отца Вани Бурлака! Пуля в голове Банникова уже не имела для стрелявшего никакого значения. Лихорадочные сборы и зачистка шероховатостей стерли грань между осторожностью и безумием. Пусть идентифицируют пули и установят, что между смертью корейца и смертью блондина есть связь. Теперь уже все равно! Теперь главное — скрыться. А что же — глина?

— Все указывает на то, что парня кончили в одном месте, а тело сбросили в другом. Между предположительным моментом смерти и временем обнаружения трупа прошло три часа. Если учесть, что нашли тело в два часа дня, то пристрелили Банникова в одиннадцать.

Смело. Везти труп в машине по городу средь бела дня? Знать при этом, что тебя в любой момент могут остановить для проверки? На это пойдет убийца только в одном случае. Если на его машине установлен проблесковый маячок, а на борту написаны пять букв — «ГИБДД».

— Кто экспертизу проводил? — спросил я.

— Кокорин, — усмехнулся опер.

Старина Кокорин… Сколько кляуз на тебя ни писали, сколько тебя ни пытались поломать и сожрать, ничего не вышло… Ты по-прежнему такой же принципиальный, до рези в глазах честный и не умеешь врать. Наверное, именно поэтому, являясь самым опытным криминалистом, ты до сих пор не стал руководителем.

Спрашивать, кто оказался предателем и выполнил заказ на подложное заключение по пистолету Шарагина, я не стал. Его и без меня на дыбу вздернут.

— Ну что, братки? — я растер, как на морозе, ладонями лицо. — Не пора ли узнать, кто убил Тена, Ваниного отца и порезал Алексея?

Сборы были недолгими. Пистолет и тридцать два патрона к нему составляли все мое вооружение. Верховцев же выглядел как Терминатор. Помимо табельного «ПМ» и полного кармана боеприпасов, он вынул из сейфа свое охотничье помповое ружье. Двенадцатый калибр, без приклада. Интересно, как оперу удалось убедить «лицензионщиков» ГУВД, что ружье это «для уточек»? Впрочем, раз продается в магазине под вывеской «Охотничьи ружья» — значит, охотничье и есть. Не могу вспомнить, чтобы Верховцев интересовался сезонами охоты, но то, что из этого ружья были выбиты замки уже доброго десятка квартир, знаю. Сам видел. Утками Дима не интересовался. Ружье помогало ему открывать квартиры и находить общий язык с находящимися внутри.

И теперь, пока мы с Верховцевым будем искать глину на территории особняка Юнга, Ваня будет сидеть в «Лексусе» за забором и слушать радио «Шансон».

Это последний пункт моего «долбаного» плана.

Мы поехали на тридцать четвертый километр на «Лексусе» Ивана. Темнота опустилась на город незаметно. Остаток дня я провел в кабинете, с включенным светом, поэтому не замечал, как наступил вечер. За окнами мелькали сначала неоновые рекламные щиты, потом их становилось все меньше и меньше. При выезде из города, когда без фонарей и витрин стало совсем темно, я вспомнил о Насте. Ее глаза, полные мольбы, стояли передо мной, и не было муки хуже. Как просто расстаться и как трудно потом встретиться вновь…

«Если я тебя не увижу снова, я умру…»

Мы увидимся, обязательно увидимся. Мы встретимся, чтобы уже никогда не расставаться. Если я не умру.

Молчание в салоне длилось уже довольно долго.