В глубине просторной комнаты можно было разглядеть алюминиевую дверь, высокую и выпуклую, совсем новую и блестящую, отчего на ум сразу приходила система аварийного спасения на космическом корабле, какой ее показывают в научно-фантастических фильмах. Дверь вела в холодильную камеру. Мэр подошел к ней.

– Давайте! Мы же не будем торчать тут всю ночь.

А люди чувствовали себя посетителями музея и глазели по сторонам, открывая для себя неведомый мир. Доктор ходил туда-сюда, заложив руки за спину, подобно прогуливающемуся философу. Кюре осторожно подправлял косо висевшее распятие, умудрившееся застрять между двумя порнографическими открытками, которые он словно бы и не замечал. Америка, ослепленный чудесным плетением нейлоновой сети, тоже новенькой, с иголочки, с нежностью ее поглаживал, пока не переключил свое внимание на бидоны с жидким битумом, из части которых вязкое содержимое вытекло длинными тонкими струйками, нарисовав на полу «ведьмины волосы». Спадон рылся в карманах прорезиненного плаща, должно быть, его собственного, где искал неизвестно что. Старуха, встав посреди склада, поворачивалась вокруг своей оси, медленно-медленно, прочесывая взглядом каждую находившуюся в нем вещь, словно судебный пристав, оценивающий имущество, прежде чем пустить его на распродажу. Учитель внимательно изучал морскую карту, помещенную под стекло, на которой можно было в подробностях рассмотреть сам остров и другие части Собачьего архипелага. Тонкими стрелками отмечались главные течения, мелководья обозначались серым цветом, а рифы – фиолетовым.

Голос Мэра вывел людей из задумчивости, и все направились к нему. Он вставил в дверь затейливый ключ, который накануне всем демонстрировал. Когда замок был разблокирован, дверь поддалась не сразу, и ему пришлось толкнуть ее дважды, после чего она открылась с чавкающим звуком, вроде того, что раздается при чистке кухонной раковины вантузом.

В лицо резко пахнуло холодом, и людей окутал морозный туман, так что создалось впечатление, будто они внезапно очутились на другом конце Земли, далеком от их привычного, спокойного и теплого существования, далеком от самой жизни.

Все одновременно вздрогнули, во-первых, из-за низкой температуры, которая в первой части камеры поддерживалась на уровне минус двух градусов, а во-вторых, потому, что перфорированные ящики для хранения вчерашнего улова открыли глазам скопление мертвых тел – серебристых, заиндевевших, переливчатых, со ртами, разверзнутыми в пустоту, и застывшими глазами в серо-зеленых отблесках.

В большинстве ящиков хранились полосатые зубатки, пеламиды, мелочь, обитающая на рифах близ побережья, кефали, радужники, каракатицы, рыбы-сабли – в общем, все то разношерстное морское сообщество, извлеченное на божий свет сетями, а затем доставленное сюда рыбаками и разложенное на ледяном смертном одре.

Подвешенные к потолочным крюкам за веревки, обмотанные вокруг хвостовых плавников, два больших меченоса и тунец, казалось, замерли в ожидании пытки. «Мечи» двух первых рыбин валялись на полу грозным, но бесполезным оружием, а большие глаза молили об освобождении. Тунец же, огромный, закованный в блестящую броню, напоминал разжиревшего ландскнехта, который пал в бою, не получив сколько-нибудь заметной раны. Смирившийся, он сверлил глазами пол, будто надеялся отыскать там разгадку своего поражения.

Пройдя мимо этих громадных висельников, люди проследовали за Мэром во второе, морозильное, отделение холодильной камеры, находившееся за очередной алюминиевой дверью. И снова, стоило двери открыться, как они ощутили на себе полярное дыхание, еще сильнее прежнего, заморозившее их окончательно. Улыбка Доктора теперь напоминала оскал, а его усы, как и курчавые брови Учителя, покрылись инеем, казавшимся искусной подделкой.