В тот день собака, по своему обыкновению, вертелась возле хозяйки, подскакивая за большими презиравшими ее птицами. Дело шло к дождю. Он пока лишь накрапывал, мелкий и холодный, а на море уже появлялись не предвещавшие ничего хорошего волны: небольшие, но упорные, обрушивающиеся на берег грязной пеной.

Вдруг собака замерла, потом залаяла и бросилась в сторону, пробежав метров пятьдесят краем пляжа в направлении трех больших продолговатых предметов, которых море выбросило на берег, но, словно не решаясь с ними расстаться окончательно, продолжало покачивать, набегая волнами. Собака обнюхала их и повернулась к Старухе, издав протяжный жалобный вой.

В ту же минуту еще два человека заметили эти предметы. Местный холостяк по имени Америка – отчасти виноградарь, отчасти разнорабочий, время от времени приходивший на пляж посмотреть, что принесло течением: бидоны, упавшие за борт, оторванные доски, сети, обрывки снастей, плавучие бревна. Увидев их издалека, он слез с повозки, похлопал по боку ишака, велев ему не двигаться и оставаться на тропе. Вторым был Спадон, прозванный так за то, что, не отличаясь большой ловкостью в обычной жизни, он был на острове одним из лучших охотников на рыбу-меч, знавший досконально ее повадки, места обитания, характер и жизненные циклы, перемещения и уловки.

В тот день рыбаки в море не вышли: уж больно отвратительная выдалась погода. Спадон работал на Мэра – не только главу местной управы, но и самого крупного из здешних капитанов-промысловиков. Он владел тремя моторными лодками да еще холодильными складами, где мог хранить улов – как свой, так и тех рыболовов-предпринимателей, кому такие камеры были не по карману. Двумя днями раньше, когда все были в море, порывом ветра у Спадона сорвало три поплавка, крепившихся на садках для лангустов, которые он установил в прибрежной зоне для личных нужд, взяв для этого лодку на целые сутки с согласия Мэра. В тот понедельник Спадон и явился на пляж, чтобы посмотреть, не прибило ли поплавки течением. Насторожил его тоскливый вой собаки.

Пес стоял в стороне от Старухи, и та его не слышала. Вдруг Спадон увидел, как она заспешила, споткнулась о камень, едва не упав, и снова побежала. И тогда рыбак почувствовал: что-то произошло. Тут он и заметил Америку, бросившего повозку и тоже направлявшегося к собаке.

Все трое одновременно подошли к месту, где лежали три продолговатых предмета, казавшихся живыми из-за то набегавших, то откатывавших волн. Собака посмотрела на хозяйку, подвывая, и принялась обнюхивать то, что недавно извергло море: тела троих чернокожих мужчин, одетых в футболки и джинсы, босых. Казалось, они спали, уткнувшись лицом в черный песок.

Старуха заговорила первой:

– Что стоите? Вытащите их из воды!

Мужчины переглянулись и выполнили приказ. Мгновение они колебались, не зная, как перетаскивают трупы. Потом взяли их под мышки, и, пятясь, отволокли на темную гальку, и положили в ряд.

– Не так же их оставлять. Переверните!

Они снова замешкались, потом перекатили каждого на бок, а затем на спину, открыв лица мертвецов.

Каждому из утопленников не исполнилось и двадцати. Глаза у всех были закрыты. Они словно уснули глубоким сном, который вывернул им наружу губы, а кожу расцветил большими фиолетовыми пятнами; на лицах покойных будто застыл упрек.

Старуха, Америка и Спадон одновременно перекрестились. Собака пролаяла трижды. Снова раздался голос Старухи:

– Америка, у тебя в повозке брезент найдется?

Тот, кивнув, удалился.

– А ты, Спадон, ступай, предупреди Мэра. Ни с кем об этом не говори. Приведи его сюда. Да не тяни резину.

Не возразив ни словом, Спадон побежал. Смерть всегда вызывала в нем ужас. Всю прошлую ночь бушевал ветер, и ревущее море выплевывало на остров соленую пену, прямо под двери жилищ, просачиваясь сквозь плохо пригнанные каменные блоки и дымоходы.