– Вы уже поняли, как я отношусь к термальным источникам, но и к островам не лучше. Даже большой остров всегда слишком мал для меня. Сама идея острова мне отвратительна: когда знаешь, что тебя со всех сторон окружает вода. Нет, я – материковый житель. Мне важно сознавать, что утром, проснувшись, я могу сесть в машину и поехать, а через несколько дней или недель уже буду в Вене, Москве, Баку, Дели или даже Пекине, почему нет? Я люблю твердую землю и терпеть не могу воду, неважно, пресную или соленую. И островов не люблю. Ваш мне тоже не нравится, да его и островом-то не назовешь – так, островок. Убери его с карт, ну и кому будет от этого хуже? Вам, островитянам? Но кому до вас какое дело? Что могут значить несколько сотен людей для населения земного шара – почти семи миллиардов? Процент сами высчитаете. Он все равно окажется в тысячу раз меньше, чем процент технологических потерь в любом производстве. Да и приехал я сюда исключительно по необходимости. Мне здесь не нравится, тем более что я начинаю испытывать ко всем вам антипатию. Сказать по чести, я вообще мало что люблю. Не люблю компаний, не люблю мою страну и время, в котором живу. Не люблю род человеческий, впрочем, как и не люблю ни один вид животных. Единственное, что люблю – самозабвенно, безраздельно, без всяких оговорок, – это мое ремесло. Да, я безумно люблю свою профессию. И еще обожаю спиртное. Не будучи в полном смысле алкоголиком, я много пью и почти не пьянею. Мой врач только руками разводит.

Он снова опустошил рюмку и на этот раз сам взял бутылку и налил себе еще. И вполоборота к Мэру уселся на его стол.

– Наверное, вы считаете меня плохо воспитанным? А мои манеры вульгарными? Даже если вы мне скажете об этом в лицо, я плюну и разотру. Мне плевать, что вы думаете сейчас и будете думать потом. Я здесь не для того, чтобы вы меня полюбили, а для того, чтобы отыскать кость, раскопать и вытащить ее, погрызть немного – узнать ее вкус, а затем отнести, если сочту нужным, тем, кто меня сюда послал. Но меня раздражает, что я вынужден здесь находиться. На этом острове. Никак не могу понять, как люди могут жить на острове, тем более таком, как ваш, – жалком и мерзком. Черном, враждебном, безобразном. А знаете, я никогда о нем ничего раньше не слышал. Да он же просто дырка в мировой жопе, этот ваш остров, господин Мэр! Мне сказали, что сотовый здесь не ловит, интернета тоже нет, – думал, надо мной просто издеваются.

– Наш остров причислен к всемирному наследию человечества, поэтому все антенны запрещены.

– Наследие, твою мать! Хорошо наследие! А человечество еще лучше! Все женщины и мужчины, которых я здесь встретил, имели какой-нибудь физический дефект: косоглазие, лопоухость, огромный нос, слишком длинные конечности или кривые зубы. У владельца кафе, который предоставил мне жилье, на каждой руке по шесть пальцев. Шесть пальцев! Вы когда-нибудь слышали о таком где-нибудь в другом месте? Дегенераты! Да и вы, господин Мэр, вроде как не совсем доделаны: у вас тело ребенка и голова старика.

Мэр сознался Доктору, после того как залпом осушил рюмку виноградной водки, что он едва не двинул этому человеку в челюсть. Никто с ним так не разговаривал со времен начальной школы и дворовых драк. Но он помнил, что приезжий был полицейским, и даже мэру, как бы его ни оскорбляли, непозволительно бить полицейского, а уж тем более комиссара.

– Я предпочел убедить себя, что ослышался или что он был пьян в стельку, вопреки его утверждению. И сдержался. Я сказал, что в нашей «дырке в мировой жопе», как он изволил выразиться, есть кое-какие плоды цивилизации. Например, телевидение.

– Телевидение! Хорошенькое дело! Да в каком мы веке живем? Очнитесь! Как долго вы рассчитываете прозябать на вашем острове отрезанными от остального мира? Считайте, что меня направил к вам его величество XXI век!

С этого момента тирада Комиссара превратилась в полный бред.