– Что-то вы рано, господин Мэр. Для меня слишком рано. Я – поздняя пташка. Надо было вас предупредить.

– Я не осмелился бы вас потревожить в такой час, если бы не крайне важное дело.

– Важное дело? Не смешите! На вашем-то острове, которого и вовсе не существует, который просто пока скрипит, вдруг возникло важное дело? Может, просветите меня?

– Лучше пойти в мэрию, в мой кабинет, нас там уже ждут.

– Кто?

– Свидетели.

Комиссар стал натягивать кальсоны, потом подобрал одежду, в беспорядке разбросанную на стуле.

– Знаете, почему я выбрал профессию полицейского? Да нет, не знаете и нипочем не догадаетесь. Выбрал потому, что мной владело безумное желание убивать. Да-да, убивать. Самое смешное в этой истории то, что за свою карьеру я почти никого не убил.

Говоря это, полицейский сражался с футболкой, когда-то белой, но от частой и плохой стирки пожелтевшей в некоторых местах.

– Но я пошел не по той дорожке. Выбери я преступный путь, что было нашей семейной традицией, имел бы больше возможностей исполнить свою мечту. С каким наслаждением я наблюдал за выражением лица моего отца, который был еще той сволочью, когда я ему объявил, что хотел бы изучать историю искусств, а не заниматься рэкетом и разного рода вымогательствами, на чем он в основном и специализировался. Вскоре после этого он умер. Так что я в какой-то мере способствовал его кончине.

Натянув брюки и понюхав носки, прежде чем их надеть, Комиссар обул и зашнуровал ботинки. Глядя на его плешивый череп, Мэр пожалел, что не взял буравчик, чтобы просверлить в нем отверстие и извлечь на свет божий намерения, затаившиеся в мозгу Комиссара. Стоя на пороге комнаты, он слышал глухой рокот моря и крики птиц. И ощущал какой-то странный запах, который поначалу объяснил плохо проветренным помещением лавки, которую владелец кафе превратил в гостиницу, да еще запахом немытого тела постояльца, проведшего здесь ночь, впрочем, не исключено, что запах доносился снаружи, но его источника Мэр определить не мог.

– Ну, пошли, я готов. Не будем заставлять ждать ваших свидетелей. Что-то мне подсказывает, что сегодняшнее воскресенье будет славным.

Не забыв сунуть в карман пиджака бутылку виски, Комиссар последовал за Мэром.

Свидетели ждали, сидя на стульях напротив стола секретарши, который в выходной день был пуст. В плотном человеке, уставившемся в пол, полицейский узнал рыбака, с которым Мэр говорил накануне вечером. Голова его казалась огромной из-за парика с искусственными волосами, вроде тех, что используются для изготовления плюшевых мишек.

Рядом с ним сидела девочка лет десяти. Держалась она прямо, в отличие от своего соседа, согнувшегося в три погибели. Она не сводила взгляда со стола. Зеленые глаза девочки на худеньком и бледном личике казались слишком большими, слишком широко распахнутыми, какие можно видеть на некоторых портретах Лукаса Кранаха. Ее тонкие и неестественно длинные руки покоились на коленях. На ней были пышная юбочка из красного ситца и голубая клетчатая блузка. Ноги ребенка, обутые в парусиновые балетки, едва доставали до пола. Русые волосы, завязанные в «конский хвост», открывали большой выпуклый лоб. Комиссару девочка показалась на редкость серьезной. По опыту он знал, что такая серьезность могла свидетельствовать в равной степени как о высоком уровне интеллекта, так и о глубоком дебилизме.

Мэр указал рукой на дверь своего кабинета. Войдя, все расселись по местам. Комиссар снова предпочел пристроиться на углу стола – одной ягодицей опираясь на столешницу, другой паря в пустоте.