Проехав милю или две, они повстречали пастуха со стадом и спросили
его, не видал ли он погоню. А тот, как рассказывают, сначала не мог
вымолвить ни слова от страха, но потом все же признался, что видел
несчастную девицу, по следам коей неслись собаки. "Но я видел и нечто
другое, -- присовокупил он. -- Гуго Баскервиль проскакал мимо меня на
вороной кобыле, а за ним молча гналась собака, и не дай мне боже увидеть
когда-нибудь такое исчадие ада у себя за спиной!"
Пьяные сквайры обругали пастуха и поскакали дальше. Но вскоре мороз
пробежал у них по коже, ибо они услышали топот копыт, и вслед за тем
вороная кобыла, вся в пене, пронеслась мимо них без всадника и с
брошенными поводьями. Беспутные гуляки сбились в кучу, обуянные страхом,
но все же продолжали путь, хотя каждый из них, будь он здесь один, без
товарищей, с радостью повернул бы своего коня вспять. Они медленно
продвигались вперед и наконец увидели собак. Вся свора, издавна
славившаяся чистотой породы и свирепостью, жалобно визжала, теснясь у
спуска в глубокий овраг, некоторые собаки крадучись отбегали в сторону, а
другие, ощетинившись и сверкая глазами, порывались пролезть в узкую
расселину, что открывалась перед ними.
Всадники остановились, как можно догадаться, гораздо более трезвые,
чем они были, пускаясь в путь. Большинство из них не решалось сделать
вперед ни шагу, но трое самых смелых или же самых хмельных направили коней
в глубь оврага. И там взорам их открылась широкая лужайка, а на ней
виднелись два больших каменных столба, поставленные здесь еще в
незапамятные времена. Такие столбы попадаются на болотах и по сию пору.
Луна ярко освещала лужайку, посреди которой лежала несчастная девица,
скончавшаяся от страха и потери сил. Но не при виде ее бездыханного тела и
не при виде лежащего рядом тела Гуго Баскервиля почувствовали трое
бесшабашных гуляк, как волосы зашевелились у них на голове. Нет! Над Гуго
стояло мерзкое чудовище -- огромный, черной масти зверь, сходный видом с
собакой, но выше и крупнее всех собак, каких когда-либо приходилось видеть
смертному. И это чудовище у них на глазах растерзало горло Гуго Баскервилю
и, повернув к ним свою окровавленную морду, сверкнуло горящими глазами.
Тогда они вскрикнули, обуянные страхом, и, не переставая кричать,
помчались во весь опор по болотам. Один из них, как говорят, умер в ту же
ночь, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем, а двое других до
конца дней своих не могли оправиться от столь тяжкого потрясения.
Таково, дети мои, предание о собаке, причинившей с тех самых пор
столько бед нашему роду. И если я решил записать его, то лишь в надежде на
то, что знаемое меньше терзает нас ужасом, чем недомолвки и домыслы. |