Плох же тот эксперт, который не сможет
установить дату документа с точностью до одного-двух десятилетий. Вам,
может быть, приходилось читать мой небольшой труд по этому вопросу? Я
датирую ваш манускрипт тысяча семьсот тридцатым годом.
-- Точная дата тысяча семьсот сорок второй. -- Доктор Мортимер вынул
рукопись из бокового кармана пиджака. -- Эта фамильная реликвия была
отдана мне на сохранение сэром Чарльзом Баскервилем, внезапная и
трагическая смерть которого так взволновала весь Девоншир три месяца
назад. Я считал себя не только врачом сэра Чарльза, но и его личным
другом. Это был человек властный, умный, весьма практический и отнюдь не
фантазер, как ваш покорный слуга. И все же он относился к этому документу
очень серьезно и был подготовлен к тому концу, который его постиг.
Холмс протянул руку, взял манускрипт и расправил его на коленях.
-- Уотсон, присмотритесь к написанию буквы "д". Это одна из тех
особенностей, которые помогли мне установить дату документа.
Я глянул через его плечо на пожелтевшие листы с полустертыми
строками. Вверху страницы было написано: "Баскервиль-холл", а ниже стояли
крупные, размашистые цифры: "1742".
-- Это, по-видимому, какая-то запись.
-- Да, запись одного предания, которое живет в роду Баскервилей.
-- Но, насколько я понял, вы пришли посоветоваться со мной по вопросу
более практическому и более близкому к нам по времени.
-- Да, животрепещуще близкому! Он не терпит отлагательств, его надо
решить в течение суток. Рукопись совсем короткая, и она имеет
непосредственное отношение к делу. С вашего позволения, я прочту ее вам.
Откинувшись на спинку кресла. Холмc сомкнул концы пальцев и с видом
полной покорности судьбе закрыл глаза. Доктор Мортимер повернулся к свету
и высоким скрипучим голосом начал читать нам следующую любопытную повесть
древних времен:
-- "Много есть свидетельств о собаке Баскервилей, но, будучи прямым
потомком Гуго Баскервиля и будучи наслышан о сей собаке от отца своего, а
он -- от моего деда, я положил себе записать сию историю, в подлинности
коей не может быть сомнений. И я хочу, дети мои, чтобы вы уверовали, что
высший судия, наказующий нас за прегрешения наши, волен и отпустить их
нам с присущим ему милосердием и что нет столь тяжкого проклятия, коего
нельзя было бы искупить молитвой и покаянием. Так предайте же забвению
страшные плоды прошлого, но остерегайтесь грешить в будущем, дабы снова
всем нам на погибель не даровать свободу темным страстям, причинившим
столько зла всему нашему роду.
Знайте же, что во времена Великого восстания (историю его, написанную
лордом Кларендоном, мужем большой учености, я всячески советую вам
прочесть) владетелем поместья Баскервиль был Гуго, того же рода, и этого
Гуго можно со всей справедливостью назвать человеком необузданным,
нечестивым и безбожным. |