Неудовлетворенный, появился он в Англии. Испытав покорность своих черных подданных, он жаждал изведать мятежность соотечественников. Он поселился в одном из своих поместий и, равнодушный до того времени к судьбе крестьян, умышленно принялся обременять их налогами и поборами. Свирепые управители по его приказу всячески выводили из терпения многотерпеливых земледельцев. Нанятые им самим агитаторы искусно сеяли всюду семена недовольства и возмущения. Лорд Эльмор с радостью прислушивался к всевозраставшему вокруг ропоту. Восстание наконец вспыхнуло. Стоя на бельведере своего дома, Эльмор видел зарево пожаров и слышал яростный гул деревенской революции. Толпа крестьян, вооруженных вилами и охотничьими ружьями, ворвалась в его поместье, сокрушая все на своем пути. Довольный столь совершенно удавшейся инсценировкой, лорд Эльмор спокойно ускользнул из-под самого носа восставших, переодетый старухой. Возвратившись в столицу, он отдал приказ о возвращении крестьянам всех взятых с них штрафов и о безвозмездной передаче им земли. Он присоединил к этому еще мешок золотых монет, велев раздать по одной каждому из участников зрелища.

Прошли годы, лорд Эльмор постарел. Он был неузнаваем для тех, кто помнил его стоящим в виде ожившего Аполлона на пьедестале классической статуи. Лицо его покрылось сетью мелких морщин и приобрело желтый оттенок пергамента. Подбородок и нос заострились; иссохли и будто бы удлинились пальцы рук. Одни глаза сохранили странную молодость взгляда, по-прежнему то голубевшего небесной лазурью, то мерцавшего темным огнем. Лорд Эльмор не утратил вместе с тем ловкости и скрытой силы движений. Земля по-прежнему носила его легко, готовая отпечатать на своей разнообразной поверхности зигзаг его причудливых странствий.

Этим странствиям вдруг сразу пришел конец. Лорд Эльмор уединился в родовом Вобернском аббатстве. В течение многих месяцев видели его то опирающимся на трость пешеходом, то всадником, взирающим на постройку колоссальной по протяжению каменной стены, которой решил он замкнуть свои владения. Тысячи каменщиков работали над ней, стена взбиралась на холмы и спускалась в долины, прорезала пашни, опоясывала леса. Целые селения, попавшие в ее кольцо, были снесены по приказу хозяина и возведены в другом месте. Высокомерный с равными себе, Эльмор был снисходителен и щедр с простолюдинами. Иной раз присаживался он к скромному завтраку рабочих, курил с ними трубку и делил глоток пива. Задумавшись, он рассказывал им о своих путешествиях, и они считали его добрым и словоохотливым лордом.

То были последние его беседы с людьми. Неожиданной словоохотливости был положен предел, когда окончилась постройка стены. Лорд Эльмор отныне не переступал за ее черту. Несколько слуг, конюх, повар и грум составляли теперь все население его обнесенных неприступной оградой владений. Огюст управлял домом; никто больше не надзирал ни за преданным запустению парком, ни за предоставленной одичанию землей.

Лорд Эльмор погрузился со страстью в чтение книг старинной библиотеки. Содержание ее показалось ему вскоре недостаточным. По его приказанию поступали в Воберн новые и новые связки томов. Шкапы переполнились, книги не умещались более в стенах прежнего зала и распространились по смежным комнатам, громоздясь в беспорядке по столам и по полу, Лорд Эльмор поглощал их с необыкновенной, лихорадочной быстротой. Далеко за полночь светился его огонь, единственный среди темных каменных масс аббатства. Пораженный какой-нибудь мыслью, он выпрямлялся и вскакивал. Одна рука хватала свечу в подсвечнике, другая придерживала полы халата. Шаркая туфлями, Эльмор спускался по ступеням в анфилады зал, заваленных книгами. Он рыскал, переходя от одной груды к другой, отпирал шкапы, взбирался по приставным лестницам. Дрожало пламя свечи, поставленной на коже фолианта, рука безостановочно перевертывала страницы, ноготь глубоко подчеркивал иную строку.