Искренне Ваш,

Ноэль молча прочел письмо. Задумался. Потом поднял голову и посмотрел на Амабель.

— Поразительно, — проговорил он.

— Что там написано?

— Поразительная находка.

— Ноэль, ну прошу тебя, прочитай мне, пожалуйста.

Он прочитал ей. Она выслушала, но ничего не поняла.

— А что тут такого поразительного?

— Это письмо, адресованное моему деду.

— Ну и что?

— Ты слышала когда-нибудь про Лоренса Стерна?

— Не-а.

— Он был художник. Очень известный викторианский живописец.

— Да? Я не знала. То-то у него было такое отличное пальто.

Ноэль пропустил ее нелепое замечание мимо ушей.

— Письмо от Эрнеста Уолластона.

— Он тоже художник?

— Да нет же, дремучая ты невежда, он не художник. Он был промышленник, миллионер. Потом его возвели в пэры, и он стал называться лордом Дафтоном.

— А при чем тут картина… как ее?

— «Террасные сады». Она была заказная. Уолластон заказал ее Лоренсу Стерну для своего дома.

— Я ее не знаю.

— А надо бы знать. Картина знаменитая. Последние десять лет она висит в Нью-Йорке в Метрополитен-музее.

— А что на ней нарисовано?

Ноэль задумался и свел брови, силясь припомнить, как выглядит картина, которую он видел только в репродукциях на страницах художественных журналов.

— Терраса. Видимо, в Италии, недаром же Стерн ездил в Рапалло. Группа женщин у балюстрады; все вокруг в цветущих розовых кустах. Кипарисы и голубое море, и мальчик, играющий на арфе. По-своему очень красиво. — Ноэль еще раз заглянул в письмо, и вдруг все встало на свои места: он ясно представил себе, как было дело. Эрнест Уолластон разбогател, занял высокое положение в обществе, наверное, уже построил себе роскошный дом в Линкольншире, который ему надо было соответственно обставить. Закупил мебель. Во Франции ему на заказ ткали ковры, а так как наследственных фамильных портретов у него не было и полотен Гейнсборо и Зоффани тоже, он заказал по картине самым модным современным живописцам. По тем временам написать живописное полотно было примерно как теперь снять кинофильм. Натура, костюмы, типажи — обо всем надо было позаботиться. Затем, когда это было улажено, художник делал черновой этюд маслом и показывал заказчику. Мастеру предстояло несколько месяцев работы, поэтому он хотел удостовериться, что по завершении ее получится именно то, что желает заказчик, и деньги ему будут уплачены.

— Поняла, — задумчиво сказала Амабель, снова погружаясь в воду, так что волосы всплыли вокруг ее головы, словно у Офелии. — Но я все-таки не пойму, почему ты так разволновался?

— Просто я… я никогда не задумывался об этих этюдах. Я совсем о них забыл.

— А это что-то важное?

— Не знаю. Может быть.

— Тогда выходит, я умница, что обратила внимание на этот хруст?

— Да, выходит, ты умница.

Ноэль сложил листок, сунул в карман, допил виски и встал с унитаза.

— Половина восьмого, — сказал он, взглянув на часы. — Тебе пора привинчивать коньки.

— А ты куда?

— Переодеваться.

Он оставил ее в ванне, прошел в свою комнату и плотно закрыл за собой дверь. А потом тихонько отворил дверь в коридор, вышел и спустился по лестнице в холл, бесшумно шагая по толстым коврам. Внизу он остановился, огляделся. Никого. Только с людской половины доносились голоса и уютное позвякивание посуды вместе с аппетитными ароматами стряпни.