Оливия поднялась с дивана, поправила примятую подушку и осмотрелась, чтобы удостовериться, что в квартире все безупречно. Освещение приглушенное, напитки выставлены, тут же лед в ведерке, стереосистема играет тихую, едва слышную музыку. Оливия повернулась к зеркалу над камином, тронула волосы, поправила воротник кремовой атласной блузы от Шанель. В ушах у нее были жемчужные серьги, и вечерний макияж тоже был мягкого жемчужного тона, нежный и очень женственный, совсем не похожий на ее яркий дневной грим.

Слышно было, как открылась и закрылась калитка. Шаги. Звонок у входной двери. Оливия неторопливо пошла открывать.

— Добрый вечер.

Он стоял у порога под дождем. Красивый, мужественный мужчина лет под пятьдесят, держащий в руке, как и можно было предвидеть, букет красных роз на длинных стеблях.

— Здравствуйте.

— Входите. Жуткая погода. Но вы все-таки добрались.

— Ясное дело. Без проблем. — Он вошел, она закрыла за ним дверь, и он протянул ей розы: — Небольшое приношение.

Он улыбнулся. Она и забыла, какая у него обаятельная улыбка и ровные, очень белые, американские зубы.

— Чудесные! — Она приняла у него букет и машинально наклонилась, чтобы понюхать, но розы были парниковые, без запаха. — Вы очень любезны. Снимайте пальто и наливайте себе чего-нибудь выпить, а я пойду поставлю их в воду.

Она вышла с букетом в кухню, достала вазу, наполнила ее водой и сунула туда розы прямо как были, не тратя времени на аранжировку. Они сразу же сами живописно раскинулись в вазе. С цветами в руке Оливия возвратилась в гостиную и торжественно поставила вазу на видное место — на бюро. Красные розы на фоне белой стены зарделись, словно капли крови.

— Это вы замечательно придумали, — обернувшись к гостю, сказала она. — Вы тут выпили чего-нибудь?

— Да. Стаканчик виски. Я никаких правил не нарушил? — Он поставил стакан. — А вам что налить?

— То же. С водой и со льдом.

Она забралась с ногами на диван и, непринужденно устроившись в уголке, стала смотреть, как он управляется с бутылками и стаканами. Он подал ей виски, а сам уселся в кресло по ту сторону камина. И приветственно поднял свой стакан.

— За здоровье, — сказала Оливия.

Выпили. Разговорились. Беседа лилась легко и непринужденно. Он выразил восхищение ее домом, заинтересовался висящими на стене картинами, спросил, где она работает и давно ли знает Риджвеев, у которых они два дня назад познакомились. А затем в ответ на ее тактичные вопросы стал рассказывать о себе. Его бизнес — ковры, в Англию он приехал на международную конференцию по текстилю. Остановился в «Рице». Сам из Нью-Йорка, но переехал на работу в Джорджию, город Долтон.

— Это, должно быть, серьезные перемены в жизни. Нью-Йорк, и вдруг Джорджия.

— Да, конечно. — Он повертел в ладонях стакан. — Но переезд пришелся на удобный момент: незадолго перед тем мы расстались с женой, и перемены в быту прошли довольно безболезненно.

— Мне очень жаль.

— Не о чем жалеть. Обычное дело.

— А дети у вас есть?

— Двое. Подростки. Мальчик и девочка.

— Удается с ними видеться?

— А как же. Они проводят у меня летние каникулы. Детям на юге хорошо. Можно в любое время года играть в теннис, ездить верхом, купаться. Мы вступили в местный клуб, и они завели много знакомств среди сверстников.

— Да, это здорово.

Оба замолчали. Оливия тактично ждала, чтобы он, если захочет, мог достать бумажник и показать фотографии. Но, к счастью, Хэнк никаких фотографий показывать не стал.