Она рассмеялась, но смех прозвучал горько. Проведя ладонями вдоль джинсов, Алана прошагала в гостиную и села на краешек дивана. Через тридцать минут от стука в дверь ее сердце выпрыгнуло из груди и, приземлившись на ковер, затанцевало джигу.

— Ты сможешь, — прошептала она самой себе.

Походя к двери, она подумала, зачем подбадривать себя, когда собираешься сделать что-то правильное.

Вошедший в квартиру мужчина заставил ее дыхание застрять в глотке. Волосы Чендлера были стянуты резинкой, обнажая выразительные скулы и волевую линию подбородка.

— Как ты? — спросил Гэмбл.

— Нормально. А ты? — Алана слабо улыбнулась.

— Теперь лучше. — Он легонько провел пальцем вдоль царапины на щеке и коснулся синяка. — Болит?

— Едва чувствую. — Алана направилась в комнату, желая выйти из тесного пространства прихожей. — Эм, может, хочешь чего-нибудь выпить?

Сев на диван, Гэмбл хмуро взглянул на нее.

— Нет. Присядь-ка со мной.

Она заколебалась, но взгляд на его лице сказал, что если она не послушается, Чендлер сам притащит ее упрямую задницу. Поэтому девушка села… в дальний угол.

— Очень вежливо с твоей стороны проведать меня, — начала она после затянувшегося молчания, — но, как видишь, у меня все хорошо.

— Вежливо? Проведать? — Он изогнул бровь.

Кивнув, девушка потерла колени и посмотрела в окно.

— Сообщишь, сколько я должна? Могу только представить, в какую цену обошлась починка моего Лексуса, но, как я говорила, деньги для меня…

— Блять, Алана, серьезно?

Вздрогнув от неожиданности, она резко обернулась.

— Не уверена, что уловила суть вопроса.

— Да что ты? — его глаза потемнели. — Я не счет предъявить пришел. Я вообще не собираюсь брать с тебя денег!

— Но я должна — за машину, за услуги…

— Услуги? Я помогал, потому что хотел, Алана. Мы никогда не затрагивали вопрос денег, с чего ты взяла?

Ее сердце гулко стучало в груди.

— Хочешь сказать, что ты тратил свое время бесплатно? Просто так? Но почему?

Покачав головой, мужчина поднялся.

— А знаешь, это довольно оскорбительно. Что, так тяжело представить? — он выругался под нос. — Потому что я забочусь о тебе. Ты мне не безразлична — поэтому я помогал, поэтому я здесь.

Три слова крутились на кончике языка — те самые три слова — но она не могла вымолвить их. В воображении пронеслись картинки, как мать признается в любви каждому встречному, как эта фраза высекает шрамы на их пути. Часть Аланы знала, что это глупо. Но девушка ничего не могла с собой поделать.

Гэмбл посмотрел на нее.

— И я тебе небезразличен. Черт, да я готов поставить любые деньги на то, что ты влюблена в меня.

Она ахнула.

— Это не…

— Ты не умеешь лгать. Алана, ты загородила меня от пули.

— Я не думала! Я просто…

— Чушь. Я уже говорил. После всего, что между нами было, ты до сих пор не можешь признаться себе в том, что чувствуешь? До сих пор пытаешься прятаться за старыми страхами? — Его слова солью сыпались на давние раны. — Но я не какой-то проходящий мимо парень, а ты не твоя мать. Ты взрослая женщина! Алана, которая не боится вступить в схватку с кем угодно, в панике от самой себя!

Ее захлестнула волна гнева.

— В тебе уйма качеств, — продолжал Чендлер, — ты красивая, упрямая как черт, умная, решительная, ты хороша в своем деле.