В этот момент Сандрина Мани попыталась закричать. Но в ее теле не осталось ни единого мускула, способного шевелиться.

Даже самого главного.

Вот уже несколько мгновений, как ее предсердия прекратили сокращаться. Скоро не осталось и крови, чтобы наполнять желудочки. Наступила смерть, внезапная и молчаливая, словно взмах ресниц. Так и не поняв, что с ней произошло, молодая женщина угасла за несколько секунд, одна посреди пустынной улицы в предместье Женевы, в ласковой вечерней тиши.

17

Как ты уже знаешь, сложенная обо мне легенда повествует о золоте и таинственном манускрипте. Пусть я вовсе не алхимик, каким меня считают, любезный читатель, это еще не значит, что золото не играло никакой роли в моей жизни и что на моем пути не встретился таинственный манускрипт. И то и другое действительно существовало.

Если позволишь, я расскажу тебе, как это произошло…

Я родился в Понтуазе семнадцатого апреля в год 1340‑й, так что сегодня мне семьдесят шесть, а меньше чем через месяц исполнится семьдесят семь лет. Мало кто в Париже достигал столь почтенного возраста, и, как ты догадываешься, это чудо питает домыслы тех, кто называет меня колдуном.

И конечно, все толкуют о том, что я пережил чуму 1348 года, уцелел в бесконечной войне с англичанами, которая тянется с незапамятных времен; меня не сгубило и позорное поражение при Пуатье в 1356‑м, и парижская смута, продлившаяся немалую часть моей жизни из‑за вражды арманьяков и бургиньонов…  Но в конечном счете я достиг столь преклонного возраста, поскольку вел здоровую, счастливую и относительно спокойную жизнь, вот и весь секрет.

Вслед за старшим братом я получил образование в Париже и начал с того, что открыл скромную лавочку на улице, которую называют Писарской… На нашей улице было много таких, как я, – книготорговцев и общественных писарей, и вывески моих добрых друзей Жана Аранжье и Анселя Шардона соседствовали с моей, но в ту пору в столице хватало работы для целой толпы таких, как мы. Мы живем во времена, когда люди не тратят времени и сил на то, чтобы обучиться грамоте, это меня и обогащает, и печалит…

В течение двух лет я брал уроки у учителя трудного искусства каллиграфии, и вместе с моей репутацией постоянно росло число моих заказчиков. К моим услугам прибегали все более состоятельные люди, среди которых было немало дворян, таких как славный Жан, герцог Беррийский, а заказы становились все сложнее и богаче. Качество моих работ и связи с королевской семьей помогли мне получить в 1368 году место присяжного книготорговца при Парижском университете. Отныне я подчинялся не прево, а университету и был освобожден от податей и участия в городском дозоре. Очень скоро я смог купить дом всего в двух шагах от своей лавочки на углу улиц Мариво и Писарской, где и по сей день я иногда живу. Там я построил особую мастерскую для изготовления иллюминированных рукописей, набрал помощников и подмастерьев, которых обучал искусству выделки тонких пергаментов, чернил и красок, умению переписывать текст, украшать его буквицами и миниатюрами, переплетать книги…

Ты начинаешь понимать, почтенный читатель, как золото приобрело большое значение в моей жизни. Ибо для моего ремесла этот драгоценный металл был необходим в немалых количествах. Мне уже не счесть число золотых застежек для книг, которые я изготовил за эти годы, или золотых букв, которые вывел собственной рукой…

Однако я никогда не добывал золото чудесным образом или с помощью какого‑либо алхимического действа. Ничего подобного. Мне приходилось просто‑напросто покупать это золото на улице Кинанпуа, которую называют улицей золотых дел мастеров.

Ты, конечно, как и мои хулители, задаешься вопросом, как же я покупал столько золота и откуда взял столько денег?

Будь терпелив, читатель, скоро я поведаю тебе об этом, и ты убедишься, что и здесь алхимия ни при чем.