Изменить размер шрифта - +

Мои завистники часто забывают о том, что это состояние также позволило мне заниматься благотворительностью. Пернелла, любимая мною больше всего на свете, разделяла со мною эту склонность к добрым делам, и мы немало роздали церквям и беднякам. Когда двадцать лет назад она скончалась, все ее имущество отошло к церкви, и я никогда и не помышлял претендовать хоть на малую его часть. Когда наступит мой черед, а это случится очень скоро, моя славная горничная Марго Кенель унаследует бо льшую часть моего добра, что позволит ей воспитать свою дочь Колетту, которая была так добра ко мне.

Дома не только принесли мне достаток, но и позволили дать кров самым обездоленным. И сейчас, когда я обращаюсь к тебе, читатель, я укрылся в Париже, в подвале своего прекрасного дома на улице Монморанси. В этом доме я поселил четыре нуждающиеся семьи. И признаюсь, что их счастье радует меня больше, чем все золото мира.

 

25

 

К вечеру Ари добрался до улицы Монморанси.

Пока Ирис не удалось узнать настоящее имя таинственного Вэлдона, но один след она уже нашла: адрес, по которому этот загадочный человек жил сейчас или прежде… Когда она назвала улицу и номер дома, Маккензи сперва подумал, что это шутка.

Если верить источникам Ирис, Доктор жил в доме 51 по улице Монморанси. Адрес был прекрасно известен Ари, как и всякому, кто хоть скольконибудь интересуется эзотеризмом. Это здание не только одно из самых старинных в Париже, дом также известен тем, что некогда принадлежал Николя Фламелю, переписчику, жившему в XIV веке и, по легенде, проникшему в тайну алхимической трансмутации.

Не приходится удивляться тому, что «посвященный» Вэлдон выбрал для себя такое жилище. В лучшем случае это смехотворно. Пусть Ирис и не отвечала за достоверность этих сведений, но они выглядели правдоподобно, и Ари решил проверить их лично.

Машинально подняв воротник рубашки, аналитик энергичным шагом поднялся вверх по улице и подошел к старому парижскому дому.

Это было удивительное средневековое здание – каменное, довольно узкое, трехэтажное, оно будто бросало вызов современным столичным постройкам. На двух боковых опорах сохранились старинные скульптуры и до сих пор были видны медальоны и надписи, заказанные Фламелем в самом начале XV века. В барельефах угадывались каменные ангелы и другие персонажи, один из которых, по‑видимому, изображал самого домовладельца. Из букв, вырезанных над дверью, складывалась фраза, которую легко разобрал Ари: DEO GRATIAS. Наконец, нельзя было не заметить изящно выгравированные на камне инициалы Н и Ф.

Увы, спустя несколько веков после смерти прославленного парижанина кому‑то взбрело в голову вырезать на фронтоне безвкусную надпись «Таверна Николя Фламеля». Сквозь решетку на окне видны были столы и стулья обосновавшегося здесь ресторана, в это время дня еще закрытого.

Маловероятно, чтобы Доктор жил в таверне, поэтому Ари выбрал дверь поменьше, справа от главной.

Вход был защищен старомодным кодовым замком, но дверь оказалась незапертой. Ари толкнул деревянную створку и вошел внутрь. Он попал в узкий темный коридор, более или менее прямой, ведущий в глубь здания. Глинобитный пол, похоже, не чинили со времен Средневековья, а воздух пропитался запахом отсыревшего дерева, исходившим от балок на правой стене.

Ари сделал в темноте несколько шагов и, так и не найдя выключатель, достал из кармана мобильный, чтобы посветить себе с помощью дисплея. Теперь он видел в нескольких метрах от себя одну‑единственную дверь, к которой вел коридор, старую, трухлявую и плохо пригнанную. Ари разобрал надпись под звонком. Инициалы «Ж. Л.» не соответствовали ни одному из известных ему псевдонимов Доктора, но он их запомнил.

Стоя перед дверью, он помедлил и коснулся кобуры под плащом, словно проверяя, что револьвер никуда не делся. Потом нажал на звонок и стал ждать.

Быстрый переход