Изменить размер шрифта - +
Хвати «всей палате и воинству», – просил голова.

 

Дьякон положил ассигнацию в карман и ударил:

 

– «И вс-сей пал-лате и в-воинству их мно-о-огая лет-тта!»

 

Это Ахилла сделал уже превзойдя самого себя, и зато, когда он окончил многолетие, то петь рискнул только один привычный к его голосу отец Захария, да городской голова: все остальные гости пали на свои места и полулежали на стульях, держась руками за стол или друг за друга.

 

Дьякон был утешен.

 

– У вас редкий бас, – сказала ему первая, оправясь от испуга, петербургская дама.

 

– Помилуйте, это ведь я не для того, а только чтобы доказать, что я не трус и знаю, что прочитать.

 

– Ишь, ишь!.. А кто же тут трус? – вмешался Захария.

 

– Да, во-первых, отец Захария, вы-с! Вы ведь со старшими даже хорошо говорить не можете: заикаетесь.

 

– Это правда, – подтвердил отец Захария, – я пред старшими в таковых случаях, точно, заикаюсь. Ну а ты, а ты? Разве старших не боишься?

 

– Я?.. мне все равно: мне что сам владыка, что кто простой, все равно. Мне владыка говорит: так и так, братец, а я ему тоже: так и так, ваше преосвященство; только и всего.

 

– Правда это, отец Захария? – пожелал осведомиться преследующий дьякона лекарь.

 

– Врет, – спокойно отвечал, не сводя своих добрых глаз с дьякона, Бенефактов.

 

– И он также архиерею в землю кувыркается?

 

– Кувыркается-с.

 

– Никогда! У меня этого и положения нет, – вырубал дьякон, выдвигаясь всею грудью. – Да мне и невозможно. Мне если б обращать на всех внимание, то я и жизни бы своей был не рад. У меня вот и теперь не то что владыка, хоть он и преосвященный, а на меня теперь всякий день такое лицо смотрит, что сто раз его важнее.

 

– Это ты про меня, что ли, говоришь? – спросил лекарь.

 

– С какой стати про тебя? Нет, не про тебя.

 

– Так про кого же?

 

– Ты давно ли читал новые газеты?

 

– А что ж там такого писали? – спросила, как дитя развеселившаяся, гостья.

 

– Да по распоряжению самого обер-протопресвитера Бажанова послан придворный регент по всей России для царской певческой басов выбирать. В генеральском чине он и ордена имеет, и даром что гражданский, а ему архиерей все равно что ничего, потому что ведь у государя и кучер, который на козлах ездит, и тот полковник. Ну-с, а приказано ему, этому регенту, идти потаенно, вроде как простолюдину, чтобы баса при нем не надюжались, а по воле бы он мог их выслушать.

 

Дьякон затруднялся продолжать, но лекарь его подогнал.

 

– Ну что ж далее?

 

– А далее, этот царский регент теперь пятую неделю в нашем городе находится, вот что! Я и вижу, как он в воскресенье войдет в синей сибирке и меж мещанами и стоит, а сам все меня слушает. Теперь другой на моем месте что бы должен делать? Должен бы он сейчас пред царским послом мелким бесом рассыпаться, зазвать его к себе, угостить его водочкой, чаем попотчевать; ведь так? А у меня этого нет. Хоть ты и царский регент, а я, брат, нет… шалишь… поступай у меня по закону, а не хочешь по закону, так адью, мое почтенье.

 

– Это он все врет? – отнесся к отцу Захарии лекарь.

Быстрый переход