Все цены потерпят колоссальнейшие
изменения. Сельское хозяйство уничтожится. Крестьянам нечего будет
продавать городу, их покупательная способность будет убита. Мы потеряем
огромный сельский рынок. Это приведет к колоссальным кризисам
производства, безработице, волнениям рабочих. Целые отрасли производства,
обслуживающие сельское хозяйство, принуждены будут совершенно прекратить
существование. Кому нужны будут тракторы, сеялки, молотилки? Экономические
потрясения вызовут сотрясения социальные, революционные. И быть может, вся
наша цивилизация погибнет в этом катаклизме... Вот что такое "вечный
хлеб"!
Роденшток рисовал все эти ужасы своим обычным, спокойным, вялым тоном,
и это сбивало Кригмана с толку: может быть, Роденшток только шутит?
Слушая пророчество старого коммерсанта, Кригман то откидывал голову
назад, втягивал ее в плечи, то, вытянув тонкую шею, выбрасывал голову
вперед.
- Что же делать? - спросил он.
- Уничтожить "вечный хлеб", весь, до последнего остатка, - ответил
Роденшток. И, понизив голос, добавил:
- А если понадобится, то уничтожить и "пекаря" этого хлеба.
Теперь Кригман знал, что Роденшток не шутит. Старый коммерсант,
очевидно, все обдумал и принял определенное решение. Поэтому он и говорил
так спокойно о таких страшных вещах. На душе Кригмана отлегло.
- А это можно.., уничтожить?
- Это нужно, и этим решается вопрос. Уничтожить всегда легче, чем
создать.
- Но как? В этой газете сообщается, что "вечным хлебом" питается уже
целая рыбацкая деревушка. Не можем же мы взорвать ее на воздух.
- Зачем такие ужасы? Мы просто скупим хлеб у рыбаков. Эти люди не
понимают всей его ценности. Они во всю свою жизнь не видали в глаза
кредитного билета в сто марок. Если им предложить тысячу, они будут
считать себя обеспеченными на всю жизнь.
- А изобретатель, этот профессор Бройер? Роденшток помолчал и затем
сказал сквозь зубы:
- О нем другой разговор.
Роденшток посмотрел на часы и продолжал:
- Мои агенты уже действуют. Я послал скупщиков "хлеба" в рыбацкую
деревню. И сегодня в девять Майер должен был привезти мне известие о том,
как идут дела. Но он что-то запоздал.
Собеседники замолчали. Роденшток повесил голову на грудь и, казалось,
дремал. Кригман вертелся в кресле, что-то бормотал. Взгляд его был
сосредоточен, брови сдвинуты, - он думал.
Большие стенные часы, роняя мелодичный звон, пробили десять.
Роденшток встрепенулся и зажег потухшую сигару. В ту же минуту в
комнату вошел молодой человек в штатском, но с военной выправкой. Это был
секретарь Роденштока Майер.
Роденшток молча показал ему на свободное кресло около себя и, прикрыв
глаза, сказал:
- Говорите.
Майер был, видимо, утомлен с дороги. |