.. Постоялец, который платил деньги на охрану — возьмем в среднем по 1<sup>1</sup>/<sub>2</sub> талера в год — в течение 30 лет и не попал в тюрьму, должен был положить в помещичий кошелек 40 талеров чистоганом, не считая простых и сложных процентов. Этой суммой помещик оплачивает проценты за взятый в земстве» (кредитном обществе владельцев дворянских поместий) «капитал в 1000 с лишним талеров.
Какой прибыльный источник обрели эти господа-разбойники в виде денег на охрану, видно из того факта, что в большинстве деревень столько же, а часто даже больше постояльцев, чем хозяев. Нам вспоминается один из самых мелких рыцарей-разбойников, который имел три владения и ежегодно выжимал у постояльцев, живших в его трех деревнях, 240 талеров денег на охрану, при помощи которых он платил проценты за земский капитал» (взятый под его имение) «в 6000 талеров...
Наивные люди после всего этого, может быть, подумают, что господа рыцари и в самом деле выплачивали какие-нибудь судебные издержки из своих» авансом «наполненных карманов? Такое наивное предположение было бы прямо позорно для рыцарской спекуляции. Нам известно из двадцатых и более поздних годов множество случаев, когда рыцарская наглость доходила до того, что они не только взимали с постояльцев деньги на охрану, но заставляли еще своих возлюбленных деревенских подданных уплачивать то <sup>1</sup>/3, то <sup>1</sup>/2, а в некоторых деревнях даже <sup>2</sup>/3 возникающих судебных и тюремных издержек».
В «Neue Rheinische Zeitung» от 14 апреля Вольф переходит к праву на охоту, которое в 1848 г. было отменено безвозмездно; господа юнкеры громко требовали тогда его восстановления или же выкупа путем «возмещения убытков».
«Святость дичи привела к тому, что проще было подстрелить каналью-крестьянина, чем зайца, куропатку или тому подобное неприкосновенное существо. При охоте с загонщиками, которых набирали из возлюбленных деревенских подданных, не очень-то стеснялись; если кто-нибудь из загонщиков бывал ранен или убит наповал, то в лучшем случае производилось расследование, и делу конец. Кроме того, нам известно много случаев из этого блестящего феодального периода, когда благородный рыцарь загонял заряд дроби тому или иному загонщику в ногу или в зад, чтобы доставить себе истинно рыцарское удовольствие. И господа рыцари, помимо настоящей охоты, страстно увлекались такими забавами. По этому поводу нам всегда вспоминается тот господин барон, который, увидав женщину, собиравшую, невзирая на его запрещение, колосья на сжатой уже господской пашне, пустил ей в ляжку порцию дроби, а затем за обедом в избранном разбойничье-рыцарском обществе с нескрываемым самодовольством рассказывал о своем геройском подвиге... Зато возлюбленные деревенские подданные имели счастье во время большой господской охоты исполнять обязанности загонщиков. Каждому хозяину, т. е. каждому владельцу пашни и каждому живущему в наемном доме, отдавался приказ «завтра на рассвете» доставить на столько-то дней загонщика для большой господской охоты. Должно быть, у господ рыцарей сердце трепетало от восторга, когда в холодные, сырые октябрьские и ноябрьские дни рядом с ними бежала рысью ватага плохо одетых, часто босых, голодных деревенских жителей. На ягдташе висела плеть для поучения собак и загонщиков. Наибольшую порцию плетей получали последние... Некоторые рыцари разводили в большом количестве фазанов... горе женщине или служанке, по неосторожности или по недостатку чутья подошедшей при косьбе слишком близко к фазаньему гнезду и побеспокоившей самку... Мы сами в детстве были очевидцами того, как за такое преступление одна крестьянка была самым варварским, самым скотским образом оскорблена и изувечена молодым разбойником-рыцарем, и ни один петух не прокричал об этом. То были бедные люди, а для того, чтобы жаловаться, т. |