Мотивы: Я был против предложения Шаппера о создании общегерманского окружного комитета в Кёльне, не желая нарушать единство центральной власти. В нашем предложении это отпадает, поскольку возник ряд новых обстоятельств. Меньшинство Центрального комитета подняло открытое восстание против большинства — как при вотуме порицания на последнем заседании, так и теперь в связи с созывом Округом общего собрания, а также в Обществе и в Эмигрантском комитете. Поэтому дальнейшее существование Центрального комитета здесь невозможно. Единство ЦК далее сохранить не удастся, он должен был бы расколоться и образовались бы два союза. Но так как интересы партии — прежде всего, я и предлагаю этот выход.

2. Существовавший доныне устав Союза отменяется. Новому Центральному комитету предлагается выработать новый устав.

Мотивы: Устав, принятый на конгрессе 1847 г., был в 1848 г. изменен лондонским ЦК. Теперь обстановка вновь изменилась. В последнем лондонском уставе ослаблены принципиальные статьи. В некоторых местах действуют оба устава, в других — никакого устава нет, или же действуют уставы, выработанные совершенно самовольно {самостоятельно}. Таким образом, в Союзе — полная анархия. К тому же последний устав обнародован и, следовательно, не может действовать дальше. Итак, мое предложение, по существу, имеет целью заменить отсутствие устава действительным уставом.

3. В Лондоне образуются два округа, не поддерживающие друг с другом абсолютно никаких сношений и связанные только тем, что оба состоят в Союзе и переписываются с тем же самым Центральным комитетом.

Мотивы: Именно ради единства Союза и нужно создать здесь два округа. Помимо личных противоречий обнаружились, даже в Обществе, противоречия принципиальные. Как раз в последней дискуссии по вопросу «о позиции немецкого пролетариата в предстоящей революции» членами меньшинства ЦК высказывались взгляды, прямо противоречащие предпоследнему циркулярному письму {Центрального комитета} и даже Манифесту. На место универсальных воззрений Манифеста ставится немецкое национальное воззрение, льстящее национальному чувству немецких ремесленников. Вместо материалистического воззрения Манифеста выдвигается идеалистическое. Вместо действительных отношений главным в революции изображается воля. В то время как мы говорим рабочим: Вам, может быть, придется пережить еще 15, 20, 50 лет гражданской войны для того, чтобы изменить существующие условия и чтобы сделать самих себя способными к господству, — им, вместо этого, говорят: Мы должны тотчас достигнуть власти, или же мы можем лечь спать. Подобно тому как демократы употребляют слово «народ», так употребляется ныне слово «пролетариат», — как пустая фраза. Для того чтобы претворить эту фразу {этот взгляд} в жизнь, пришлось бы объявить всех мелких буржуа пролетариями, то есть de facto представлять мелких буржуа, а не пролетариев. На место действительного революционного развития пришлось бы поставить революционную фразу. Эта дискуссия наконец {Наконец ясно} показала, какие принципиальные разногласия составляют подоплеку личных раздоров, и теперь уж пришло время принять меры. Именно эти противоположные утверждения и стали боевыми лозунгами обеих фракций; некоторые члены Союза называли защитников Манифеста реакционерами, пытаясь таким путем сделать их непопулярными, что, впрочем, им совершенно безразлично, ибо они не стремятся к популярности. После всего этого большинство имеет право распустить Лондонский округ и исключить членов меньшинства {меньшинства Центрального комитета} как не согласных с принципами Союза. Я не вношу такого предложения, так как оно вызвало бы бесполезную ссору и так как эти люди, по своему убеждению, все же коммунисты, хотя высказываемые ими в настоящее время взгляды являются антикоммунистическими и, в лучшем случае, их можно назвать социально-демократическими.