е. за истиной, любовью и поэзией; Франц Штернбальд Людвига Тика — прототип Гольдмунда, художник, в пластике природы видящий образец для своего искусства; Генрих Готфрида Келлера (роман «Зеленый Генрих») — тоже художник и тоже прототип Гольдмунда наряду с Францем Штернбальдом.
«Нарцисс и Гольдмунд» является одним из лучших и наиболее совершенных произведений Гессе благодаря отточенности своих философских идей, не только воплощенных в авторском повествовании, но и вложенных в речи самих героев. Особенно интересен последний разговор Гольдмунда с Нарциссом — разговор двух мудрецов, по-разному пришедших к своей мудрости.
Христианскими идеями проникнуты слова Нарцисса, но, как сомневающийся Карамазов, говорит Гольдмунд: Творца — принимаю, творение же Его — нет. Но разве совершенный Творец и несовершенная тварь — не основное утверждение христианства, не на преодолении ли тварью своего несовершенства оно зиждется? И Гольдмунд преодолевает эту неполноценность по-своему — через чувство и образ. «Праобраз, — говорит он, — духовен», а само искусство есть преодоление бренности, тленности, смерти. Праобраз — это та же мысль, «идея» философов, идея божественная, постижение которой дается не только научно-умозрительным, но и художественно-чувственным путем. И если Нарцисс видит в Гольдмунде эту духовность, то и Гольдмунд уже знает, что мыслители — те же поэты, только лишенные средств образного выражения: поэты без стихов, художники без кисти, композиторы без звуков. Нарцисс и Гольдмунд становятся равноценными, истинными «друзьями», сливаются в один образ: Нарцисс — как поэт чистого мышления, Гольдмунд — создатель, мыслящий образами; оба они идут к гармонии от единого Духа, только для одного гармония — в искусстве, для другого — в философски постигаемой религии. Романтическая идея о синтезе философии, поэзии, математики и музыки получает здесь некое завершение, превращается в своего рода религиозное действо, в котором участвуют и богословие, и наука, и жизнь, и искусство. Замечательно, что действо это совершается внутри пути христианского.
Религиозна и повесть, предваряющая роман «Игра в бисер», — «Паломничество в Страну Востока». Ее главный герой, Лео, «магистр» духовного братства, Ордена избранных, символически совершающих паломничество на Восток, противопоставлен тезке самого Гессе (в повести — Г. Г.; эти же инициалы соответствуют и имени героя в романе «Степной волк» — Гарри Галлера), герою заблудшему, который якобы «потерялся» (т. е. потерял самого себя). Лео — не только «господин» Ордена, но он и слуга его, служитель, диакон: объединение, характерное и для христианства, и для обычаев древнего Китая, и символическое для самого Гессе, связывающего здесь разные религиозные представления.
Повесть является своеобразной аллегорией — собиранием истинного знания из внешне разрозненных, но духовно родственных друг другу фрагментов, умозрительно объединяемых в некую универсалию, в романтический синтез.
Какие же фрагменты собирают члены духовного братства на пути к Востоку, к прародине, и кто входит в этот духовный союз?
Дорога к Стране восходящего солнца лежит, оказывается, через самые близкие окрестности Швабии и Швейцарии, а среди паломников и их друзей — и рыцари старофранцузского эпоса, и немецкие поэты-романтики, и образы индуистской и буддистской религии; друзья самого Гессе и герои его произведений; средневековые короли и современные писателю музыканты и художники; персонажи Ветхого Завета и отцы христианской церкви. Подобно тому как Фауст искал вечно женственное, видя его в Елене Прекрасной (нашел в Мадонне!), так и «рыцари» Гессе ищут вечную женственность в образе Фатьмы, дочери пророка Магомета: она их путеводитель, ключ к тайне бытия, вариация Софии Премудрости. |